Цена империи. Выбор пути - Игорь Аркадьевич Черепнев

Тарханов Влад Игорь Черепнёв

Цена империи. Выбор пути

© Влад Тарханов, 2025

© Игорь Черепнёв, 2025

Иллюстрация на обложке Владимира Гуркова

Пролог

Его величество вышел из кабинета и твердой походкой направился к лестнице, ведущей на первый этаж. Гвардейцы взяли на караул и застыли, похожие на блестящие безмолвные статуи. Краем глаза оценил их привычную выправку. Показалось? Слишком уж картинно тянутся, неужели показывают свое презрение? Столько лет не смотрел на этих напыщенных болванов, чего это вдруг сегодня сподобился? Неужели мне все еще не все равно? Нет, Насерать! На их мнение – точно. Ради своей семьи я должен уйти. Не ради спасения собственной жизни, чего уж там… После отречения за мою шкуру и гроша ломаного не дадут. Тем более что отправляюсь под домашний арест. Даже выехать к родственничкам не дают. Да и родственники у меня!.. Говно, а не родственники! Ну, как говорится, сам виноват, лично отбирал. Спорный момент… Еще пять шагов – и лестница. Какой символический момент – спускаюсь, и через двадцать шесть ступеней превращаюсь в обычного гражданина! Х-ха… Так все просрать! И все только потому, что не хотел большой крови. А как теперь ее, кровушку, остановить? Спускаюсь нарочито неспешно, нечего им тут торжествовать, и так уже от демонстрантов с их криками «Долой монархию!» уши закладывает. Долой, говорите? Так, посмотрим, как потом будете жалеть о короне, которую отвергли… Плевать! Каждый делает то, что в его силах. Я же остановить это бессилен. Бросить гвардию в бой, картечью расстрелять это мясо, заполнившее площади столицы? Предлагали. Только я после этого править не смогу. Пора! Последняя ступенька! А вот и карета, уже и герб с нее ободрали, сволочи! Ну что, езжай! В последний путь… Что-то я сегодня в траурном настроении. К чему бы это?

Часть первая

Нам с ними не по пути!

Штука не в том, чтобы тебя при входе приветствовала толпа – приятно войти всякий сумеет, – но чтобы о твоем уходе жалели. Счастье редко сопутствует уходящим: оно радушно встречает и равнодушно провожает.

Бальтасар Грасиан

Глава Первая

Цель

Первым стреляет тот, кто стреляет первым, остальное придумывается в оправдание, если застрелили не того или не тех.

Анатолий Азольский

Санкт-Петербург. Гостиница «Знаменская» 9 сентября 1882 года

Мориц Фридрих Йозеф Ойген Ауффенберг(Полковников)

Когда человек готов выстрелить, он стреляет, я помню эту истину, которую в меня вбивал Саныч – инструктор по огневой подготовке еще в школе КГБ, самого страшного сочетания букв в мире. Потом я сам повторял эту истину своим подчиненным, вдалбливая, как дятел вбивает в дерево клюв. Готов стрелять – стреляй! У меня все готово: чердак, лежка, пути отхода, приоткрытое окошко. Я очень четко представляю сектор обстрела, поэтому полностью открывать окно нет необходимости. Оно чуть-чуть приоткрыто. И еще одно стекло аккуратно выдавлено. На пути пули ничего не должно стоять. Вся проблема во мне. Я стрелять не готов. Я постоянно говорю себе о том, что должен, должен, но почему-то во мне бродят сомнения: правильно ли я поступаю. Не скажу, что этот желчный и довольно противный старик вызывал во мне чувство симпатии. Академик Михаил Николаевич Коняев был тем еще типком, но при этом ему нельзя отказать в уме и сообразительности. Сейчас он в теле Михаила Николаевича Романова решает целый ряд нетривиальных задач, стараясь протолкнуть Россию по пути прогресса. И я должен его устранить, потому что его вмешательство в Историю слишком сильно ломает ход времен. Что-то наши ученые намудрили с этой парадигмой: человек и история. Что-то великому Хроносу не нравится в личности этого историка, настолько не нравится, что мне пришлось попадать в это время и теперь устранять причину… Вот только прав ли мой знакомый гениальный ученый, ставший куратором проекта «Вектор» Марк Соломонович Гольдштейн? Неужели вся причина в самом попаданце Коняеве? Может быть, и не в нем, но меня уверяли, что прекращение воздействия на эту ветвь времени – физическое устранение причины изменений даст стабилизацию темпорального континуума, вернет все на круги своя. А если Марк Соломонович не прав? Он что, не ошибается никогда? А если не прав я, и я просто не сумел вычислить Академика, а император Михаил – всего лишь ширма. За которой прячется умелый кукловод? Настолько умелый, что я не смог его обнаружить? Я – это Николай Степанович Полковников. Мне пятьдесят шесть лет. С восемнадцати лет в армии, потом школа КГБ, потом спецкурсы, потом выполнение поручений самого разного толка за пределами нашей Родины и не только. Но там столько стоит отметок о секретности, что о моей работе и внукам-правнукам рассказать не буду иметь права и возможности. Когда началась работа над проектом «Вектор», я стал руководить службой безопасности на секретной базе в Подмосковье. Обеспечение секретности – это наше все. Тем более когда речь идет о столь неординарных проектах. Подобные исследования идут в Англии, Германии и Японии. Есть инициативная группа в Италии, самое интересное, что в США это направление исследований не финансируется, находится под запретом. А то вдруг кто-то чего-то там натворит и Pax Ameriсa рухнет по неосторожности? В общем, я стал вскоре отвечать не только за безопасность, но и за отбор кадров, потом мою должность определили как Выпускающий. Серьезно расширив при этом рамки полномочий. Это случилось после первого удачного запуска в прошлое, когда в теле комбрига Виноградова оказался молодой парень Андрей Толоконников[1]. Можно сказать – наша первая и пока что единственная стопроцентная удача. А после первого успеха мы решили, что держим удачу за косу. Оказалось, что только за хвост, и еще этим хвостом Госпожа Удача нас и по мордасам хлещет! До Толоконникова был целый ряд неудачных запусков, после него тоже три провала. Нет, психоматрицы людей мы уверенно отправляли в выбранное время! Но вот удержаться, захватить сознание, подчинить себе или слиться с телом, в которое эта матрица попадает, удавалось очень-очень редко. Чаще всего человек в прошлом сходил с ума или же умирал. Думаете, наука – это поле, усыпанное розами? За нашим проектом выросло маленькое кладбище в лесу. И каждый из тех, кто там лежит – на моей