Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

Владимир Шалев

Потерянные под соснами

В. ШАЛЕВ

ПОТЕРЯННЫЕ

ПОД СОСНАМИ

Екатеринбург

2025

ИЮНЬ

1

«Вот он, Вунокорф! Заводов край!»

Неизвестный автор.

Он лежал на диване. Точнее, диван схватил его и уже второй час не отпускал. Два часа Дафнис лежал на нём. Два часа! Казалось бы, вчера, было первое июня. Лето начиналось… И уже вторая неделя подходит к закату. За окном стояла жара в двадцать пять градусов, для этой местности много. Итак, проснувшись в одиннадцать и позавтракав, он пригвоздился к дивану.

О завтраке ему напоминала тяжесть в животе и неприятный запах изо рта, в чем был виноват растворимый кофе. Подходил второй час дня, и Дафнис не мог заставить себя встать. «Надо было голодать…» – крутилось в мыслях – «А я наелся как свинья и в бессилии завалился на диван».

Это была уже вторая отговорка, лишь бы не признать собственную лень. Первая обвиняла в лежании на диване погоду. Якобы слишком жарко, чтобы активно или вообще как-либо двигаться.

Он потянулся, издав звук умирающего кита. Нос уловил тонкий запах пота, надо бы принять ванну. Только он лежал. А ведь это надо встать, дойти до ванной, открыть воду, добавить жидкость, дабы вода мылилась и пенилась. Уйти, подождать, вернуться, залезть в ванну. Сущий кошмар по мнению Дафниса. Это ещё без упоминания, что квартира его – целых тридцать два квадрата.

На самом деле квартира принадлежала бабушке Дафниса, а он фактически сидел у неё на шее. Только бабушки не было, она уехала, так что сидел всё же лишь формально. И одиноко лежал на диване, взирая в открытые окна девятого этажа. Вот так он и жил уже который год. Но будет неправильно описать Дафниса как полностью несамостоятельного. Последний раз его милая сожительница появлялась в этих стенах более полугода назад. Так что один он жил достаточно давно, и в целом чувствовал себя прекрасно.

Дафнису написала Деметра – его мать. Он пожаловался на то, что устал, и на вопрос: "от чего?", ответил: "от сна". Родители Дафниса жили в частном доме недалеко от города, и она предложила поработать у них. А работы хватало: от грядок клубники, до бесконечного ремонта любых частей белого домишки.

Слова о том, что за пять дней Дафнис бы мог заработать около десяти тысяч, все-таки заставили его встать с дивана и сделать кофе. Правда, через несколько минут он снова принял положение лёжа.

Диалог исчерпал себя, на претензии Дафниса о безграмотности письма матери, она разочарованно ответила, что моет плитку, пишет быстро и допускает ошибки.

Вот и изъяны двадцать первого века. Из-за постоянной автоматизации всех жизненно-бытовых процессов и непрерывного их ускорения, страдают такие базовые аспекты, как культура речи или передача информации. Скажем, удивительное по меркам прошлого века – видео закатного солнца – сейчас столь заезженная вещь, что суть того, что солнце может своими цветами поражать души, откатывается на третий план.

Но страдает ли качество этих бытовых вещей?

Они преобразуются, подстраиваясь под тенденции общества настоящего. И что с консервативной точки зрения можно окрестить изъянами, с точки зрения здраво-либеральной является лишь обыкновенным следствием развития человечества. Всё, что окружает поколение, а это: вещи, стили поведения, формы общения, бытовые действия, общая алчность и моральная испорченность, частота проявления среднестатистической доброты – всё это также олицетворяет поколение, как всегда, это было и раньше. Но если в античности народ собой олицетворял возвышенную культуру, культ красивого человеческого тела, любовь к образованию и порицание стагнации… То сейчас – всё то же самое создаёт картину иного поколения.

Важно уточнить, что современное восприятие античной цивилизации сильно отличается от того, что было на самом деле. Ведь в эпоху возрождения, когда умы людей начали выбираться из тёмной деградации средних веков, было куда удобнее создать образ утерянного счастья. Описать тот мир как колыбель новой культуры. И за подобную перепись истории нельзя никого обвинять, ведь это послужило на пользу развитию человечества.

На подобных чувствах выстроены многие современные массовые манипуляции. О некоторых из них Дафнис знал не понаслышке. Как-то, в те времена, когда трава была зеленее, он странствовал по одному столичному городу. Ожидая переключения светофора, чтобы пересечь очередной проспект, коих в городе было не счесть, он наткнулся на определённых людей-зазывал. Они выцепляли приезжих бедолаг и, используя мастерски развитый дар красноречия, втюхивали им дорогой заморский чай. Как впоследствии выяснил Дафнис – обыкновенную подделку, эрзац из ближайшего магазина, выставляемый благородным пуэром. Но он приобрёл этот чай, ведомый сладкими словами о редкости предложения – мол, это «тот самый» чай, то самое забытое счастье, которое нельзя упустить. Двадцать минут спустя, он сидел на скамейке в сквере и вчитывался в выданную вместе с чаем брошюру.

Как известно, нарисуй человеку надежду, и он пойдёт по дороге, ведущей к ней. Только часто случается, что дорожные работники, создающие такие магистрали, либо относятся к работе халатно, из-за чего с такой дороги легко слететь в кювет, либо влекомы тёмными и алчными побуждениями.

…Итак, Дафнис решил, что наконец пришло время для кофе.

2

Но он не всегда был таким. Вернее, никогда и не был, или, во всяком случае, никогда не ленился так откровенно. В такое однозначно грустное состояние он впал два месяца назад – после похорон прадеда и расставания с девушкой.

В начале весны прадед Дафниса покинул этот мир в возрасте ста шести лет. Это никого не удивило – как ни крути, сто шесть лет, по меркам современного человечества, возраст очень удачный для смерти. Удивить не удивило, но близкий человек ушёл и больше не вернётся. С младенчества, наравне с родителями Дафнисом занимался прадед. Тогда ещё восьмидесяти четырёхлетний, практически молодой и более активный, чем Дафнис этим летом.

Вторым важным событием, приведшим к такому состоянию, оказалось расставание. В середине весны неоднозначные отношения Дафниса и Элеи сошли на нет. По его мнению, Элея ушла, оставив с разбитым сердцем. Тот момент стал началом конца в максималистском воображении Дафниса.

Ещё одним пинком суровой жизни стало завещание. Из всех, хоть и скромных по меркам столичных городов, но приличных для Самоцветинска богатств, ему не досталось ничего. Ни одна из двух квартир, ни обыкновенная иномарка, ни даже хоть какие-то предметы искусства, которых