Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

– Надо будет в последний год, когда мы будем совсем старые, накрыть стол и прям сюда положить большого зажаренного поросёнка – рассмеялась Фотина.

– С яблоком во рту – добавил Аристарх, поблескивая зубами.

– Ой погуляем мы с тобой, Варварка – она толкнула подругу в бок.

Все рассмеялись.

– И шампанского, шампанского – добавил Бохус – и песни горлопанить до посинения!

Гермес смотрел на них: волосы с проседью, морщинки, сигареты в руках, очень крепкий кофе; люди, жизнь которых, год от года всячески усиливалась всем, чем можно, в противовес упадку и неминуемому грядущему забвению.

«Совсем старые – это ж когда?» мысленно рассуждал Гермес.

Уже несколько лет каждый сезон в поселении ощущался как последний. Вот, мол, лето пройдёт, соберём палатки и уедем. Но никто не уезжал, все пили, ели, готовили, поддерживали аккумулятор на «маяке», что-то изучали, всеми силами продолжая существование.

Фотина – невысокая большая женщина, с маленькими хитрыми глазками. Гермес осматривал её, так он прощался. Проживал все обиды, прощал всё: молчание, абьюзивную вовлечённость в его жизнь, перепады настроения, простую грубость, бессердечие. Чувства были противоречивы, хотелось разревется, обнять, прижать и убежать.

Расставаться с поселением было не просто.

Гермес поднялся, демонстративно посмотрел на часы и сообщил, что ему нужно уезжать. Дафнис попытался что-то возразить, но все смиренно начали выходить из-за стола.

Каждый по-очереди его обнимал, говорил какие-то теплые слова. Варвара и Акакий даже проронили слезу. Не растягивая и без того душещипательный момент, он откланялся и отправился к палатке за подготовленным рюкзаком, и затем сразу через чащу ушёл из поселения.

***

Нежная майская ночь, на главной набережной Самоцветинска было светло, множество ярких фонарей освещали центральный проспект и пешеходные зоны. Главный пруд стягивался в узкий водопад под дорогой и с другой стороны выпадал бурной речкой, раньше питавшей железоплавильный завод города.

Гермес курил черные импортные сигареты. На сердце – и смятение, и воодушевление, и главное: полная решительность. Он смотрел на пруд так, будто видел его впервые. Словно только сошёл с перрона, и как гость шагал по центру Самоцветинска. Это был его город, его вечный приют среди горных хребтов, но сегодня он был готов начать заново. Гермес затянулся и посмотрел по сторонам. Вокруг никого доходила полночь. Один посреди всего Вунокорфа.

Он думал о Элее. Не так много времени они прожили вместе, но этого хватило, чтобы выстроить прочную эмоциональную связь. Теперь он понимал, что они расстались. Ничего не проговаривалось вслух, просто отношения пошли на спад. Он достал телефон, открыл галерею. Все фотографии с Элеей он сгруппировал и скрыл в защищённую папку, куда-то в глубины телефона. Гермес был благодарен. Элея ему во многом помогла. Адаптация к городским реалиям прошла сильно комфортнее, чем это могло быть без неё. Казалось, что люди просто могут любить, лечить друг друга и двигаться дальше.

В душе бурлило цунами чувств, но решительность побеждала страдания и боль.

На набережной стоял одинокий мужчина, дым от сигареты струился ввысь, стремясь к серому тяжёлому небу. Много всякого ему довелось повидать, но это всё казалось сказкой, минувшим сном, выдуманной грёзой. Сейчас перед ним раскрывалась реальность. Всё начиналось заново.