Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

Элея окинула творение взглядом и почувствовала запах едкой краски. Дафнис усмехнулся:

– Это чтобы Агамемнон не скучал, когда выйдет из больницы.

Элея опасливо прошла к балкону. Из окна открылась простирающаяся полоса новой дороги. За автомобильной магистралью стояло несколько новеньких домов, а за ними виднелся поблекший осенний лес.

– Я ведь не видела ещё отсюда Митралексиса – так называлась улица, на которой стоял дом – красиво сделали.

Дафнис пожал плечами.

– Давно нужно было. К сожалению, сначала у нас делают дома, а потом начинают думать, как к ним подъезжать. Восемь лет люди ездили по бетонным плитам…

– Я помню – прервала Элея. Ей не нравился страдальческий потребительский тон Дафниса. Слишком много она видела вунокорфцев, бесперспективно жалующихся на управленцев, сидя на мягком диване.

– Чай, кофе… Вино?

– Я уже скоро месяц как не пью – кокетливо уведомила Элея.

Не подавая виду, Дафнис чуть заметно усмехнулся, напряглись морщинки возле глаз. Она это заметила, но не стала спорить.

***

Время пролетело незаметно. Сквозь окна и белёсую тюль проступили едва заметные золотисто-багровые оттенки. Небо было однослойно-серым, лишь в мгновение вся округа сменила цветовую схему, укрывшись одеялом тёплых тонов.

Элея сидела на диване, а Дафнис напротив. Она неожиданно вскочила и прошла в спальню – захотелось посмотреть в окно, вино, от которого она ранее отказалось, разбередило воспоминания.

Элея открыла центральную створку настежь и высунула голову. Ей представлялся весенний дождь – первый, мощный ливень. А сквозь стену воды просачивалось яркое и горячее весеннее солнце, и озон заполнял лёгкие так, что сбивалось дыхание.

Из зала подошёл Дафнис. Он встал рядом, немного позади, но при этом чересчур близко. Оба были достаточно пьяны и не ощущали приемлемых границ. Элея никак не отреагировала, она была загипнотизирована грёзами, нарисованными очарованным мозгом. Она провела рукой по подоконнику, казалось, что весенние капли залетают в квартиру. Вдруг, ощутив дыхание позади себя, она отпрянула от окна и переместилась к изголовью кровати. Элея села на край, около подушек, томно перебросив ногу на ногу. Просачивающийся из окна свет понемногу затухал.

Дафнис смотрел на неё немного округлыми глазами. В них читалось очарование, немного безумства и едва заметная горечь. Казалось, что в его взгляде летят годы, месяцы совместных чувств, эмоций и переживаний. Истории, нежности, ссоры – вся прожитая жизнь. Элея вдруг тоже ощутила вуаль горечи, которой были окутаны все эти воспоминания. Как будто бы в чистовике школьного сочинения, идеального и вымеренного, обнаруживалась чернильная клякса, порочащая весь многостраничный труд.

Они смотрели друг на друга, словно люди, пережившие общую глубокую травму. Словно они в какой-то момент убили друг друга. Горечью были те чувства, та боль, которую каждый беспощадно подарил другому.

Элея молча смотрела на Дафниса, а на джинсы падали слёзы. Она видела, что парень растерялся. Азарт в глазах сник, в действиях появились тревога и мельтешение.

– Всё хорошо – сказала Элея.

Дафнис воспринял фразу как призыв к действию, сел рядом и обнял её. Элея не сопротивлялась, хоть в первые секунды её немного это напугало. Казалось, будто они что-то нарушают. Ломают ими же простроенные границы.

Как только чувства печали и обреченности отступили, на опустевшее место пришли новые ощущения. По телу Элеи прошёлся жар. Кончики пальцев будто укололи иголкой, и она чувствовала, как Дафнис сдерживает дыхание и выдыхает воздух очень медленно, словно боясь спугнуть. В образовавшейся тишине был слышен гул горячего сердца. Элея очень ярко ощущала, как волнами на сознание накатывался жар, и в эти мгновения совершенно терялась.

Их разделяло всего несколько сантиметров. В мгновение Элея испугалась, затем как будто настало озарение, смешное и нелепое. Тёмная спальня, тишина и два тяжело дышащих тела, которые уже более десяти минут не могли ни на что решиться и томно сопели в опасной близости.

Элея улыбнулась – ей стало легко. Все трудности будто бы сдуло свежим ветром, ни о чём не думая, она поцеловала Дафниса.

Они сцепились губами, а затем и телами. К общему удивлению, всё было достаточно обыкновенно и даже немного разочаровывающе.

Время пронеслось незаметно, Элея вышла на балкон. Её потрясывало, а на душе царила пустота. Вместо чувства удовлетворения, в голове кружилась тяжесть. Она смотрела вниз, с окон десятого этажа, представляя, как летит в этой ночи, без забот и угнетающих мыслей. И резко ощутила то, как раньше, когда она здесь жила, жизнь казалась легкой и не перегруженной тысячей давящих обязательств, событий и дел. Элея чувствовала уходящую молодость.

– Останешься? – послышался голос из дверного проёма.

– Нет, поеду – ответила она.

НОЯБРЬ

1

Дорога от Мраморского к поселению предстояла не трудная, четыре-пять часов пути. Сначала по автомобильной магистрали, затем по лесной просеке. Позднеосенний лес сохранил лишь чуть-чуть былой зелени. Вдоль обочины под грязными соснами скопились мелкие серые сугробы. Солнце уже практически не грело.

Дафнис шагал по пыльной обочине трассы "Ы5". Он уже успокоился и мыслил достаточно рассудительно, как ему казалось, по-взрослому. За прошедшую неделю он в тысячный раз поругался с дядей, отношения с матерью тоже ухудшились. Дафнис не понимал причину их конфликта, хоть из-за всех сил старался разобраться. Он просто мыслил не в ту сторону.

Деметра, гуляя по новой набережной ещё в сентябре, увидела там Элею и Гермеса, но не придала этому значения. И лишь спустя месяц вскользь упомянула об этом в диалоге с Дафнисом. Там-то конфликт и разгорелся. Дафнис выведал всё немногое, что запомнила Деметра, но большего было и не нужно. Импульсивным, нервным сознанием он додумал всё самостоятельно. Главное, что запомнилось из рассказа матери – улыбка Элеи и излишняя галантность Гермеса.

Всю ночь он не спал – думал, размышлял. В голове наконец возникла полная картина. Стало ясно избегающее поведение Элеи, её чрезмерная грубость и безразличие. Но было тяжело гневаться на Гермеса. Он даже не злился, лишь ощущал жгучую боль и обиду. В конце концов он не придумал ничего лучше, как просто уехать в лес.

Сейчас Дафнис решительно шагал по трассе. В сознании как сорняк прорастала навязчивая идея. Он убеждался в том, что любой может предать. Любой, даже самый близкий друг, самый кровный родственник. Он понимал, что мысли дурманит обида. Что весь этот холодный гнев – просто проживание боли.

Справа пронеслась фура, обдав холодным ветром. Он съёжился. Помимо большого рюкзака за спиной, он нёс спортивную сумку, набитую зимними вещами –