Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

Дафнис был очень созависимым человеком, и речь именно про человеческие взаимоотношения. Такой человек, оставшись один, терялся и неизбежно затухал. Конечно, любой склонен стремиться к социуму, к сближению с группами себе подобных, и нет в этом какой-то исключительной особенности. Но Дафнис очень болезненно воспринимал такие социальные разрывы. Чувствовал и мыслил он не логически, а от сердца, и вектор действий тоже формировал, опираясь на импульсивные решения.

Дафнис двигался в поселение – к Фотине, Аристарху, Варваре, братьям-учёным и другим некоторым людям, сплочённым определенной целью – изучением зоны и поддержкой поселения. Дафнис стремился заполнить пустоту обиды, ощущение брошенности близкими людьми. Так он сохранял внутренний психический баланс.

Наконец, трассу пересекла, линяя электропередач – высоковольтные провода растянулись над лесом, процарапав тайгу Вунокорфа, словно мамонтовым бивнем. Дафнис обрадовался и свернул с обочины – за несколько часов ему наскучила однотипность автомобильной трассы. Впереди виднелась возвышенность, яркая резкая горка, по хребту которой проходила ЛЭП. Дафнис знал ту местность, так как несколько раз ходил с Варварой на сбор черники на склонах этой безымянной вершины.

Он остановился у подножья. Дорога вверх была раскатана горными мотоциклами – излюбленная трасса мраморских экстремалов. Солнце скрылось за тучами, вокруг всё посерело. Трава была жухлой, пахло сырой сосной. До обеда оставалось несколько часов, и Дафнис хотел уложиться вовремя.

Он подтянул рюкзак, подхватил сумку и начал устало подниматься вверх. Спустя две трети пути Дафнис обернулся. Панорама открывалась великолепная – вдалеке виднелась полоска трассы, за ней линзы широких озёр, дальше невысокие горы, совсем в отдалении – Мраморный с заводом и коптящими трубами. Всё полотно было частично укутано вечно тёмно-зелёными соснами и напоминало старый ковёр, оставшийся от забытых родственников. У него перехватило дыхание. Вунокорф красив.

Поднявшись на пологую вершину, Дафнис бросил сумку к огромному валуну и плюхнулся на неё, как на диван. Он достал телефон – на вершине оказался отличный интернет. Дафнис листал ленту новостей, и вдруг на глаза попалась свежая публикация от Элеи. На фотографии она стояла в каком-то здании, то ли в книжном магазине, то ли в музее, будто утопая в анфиладе комнат. Обычная фотография, с претензией на образ человека изысканного и искушенного всякими особенными искусствами. В мгновение Дафнис помрачнел, открыл её профиль и вспомнил, что когда-то там были их совместные публикации.

Спустя минуту истерических переживаний, он решил отписаться от профиля. «Не смею больше травмироваться… если по-настоящему, то по-настоящему» – так он обосновывал совершенный поступок.

Над головой тихо шипели провода, будто бы в них жужжали пчёлы. Дафнис остыл и огляделся – это место было знакомо, справа, чуть в чаще, раскинулась черничная поляна. Он немного замедлил шаг, и сердце защемило. Перед глазами пронеслись воспоминания, как уезжая с Деметрой и Элеей из поселения, они делали остановку за этими ягодами. Тогда было лето, и лес стоял сочно зелёным, с множеством разноцветных трав и вездесущих насекомых.

Теперь всё стало блеклым и безжизненным, кое-где блестел снег. Он вспоминал, как изъяснялся тогда перед Элеей. Извинялся, обещал, что-то наговаривал и чего-то добился. Он был счастлив всего пару недель назад, совершенно позитивно оценивал свою жизнь. Дафнис хотел работать, хотел броситься в ипотеку и, наконец, добиться своей личной недвижимости. Перестать грызться с дядей и… зажить. Зажить полной жизнью.

Но дальше «бац», «бац», «бац» – и вот он здесь. Идёт по дороге, мёрзнет и проклинает всех, больше всего злясь на себя. Дафнис вкладывал в Элею слишком большие надежды.

Спустя полтора часа он наконец уперся в металлический ржавый забор, расслабился и ощутил прилив благоденствия. Ему нравилось чувствовать себя тем, кому дозволено знать настоящие тайны – от чего этот знак предостерегает.

Пройдя дальше по берегу, он приблизился к «Тупиковой» и осмотрелся. Затем заметил бревно у берега, подошёл, постучал по нему и улыбнулся. Пластиковый кожух отозвался неестественно глухим звуком.

***

После позднего обеда все куда-то разбрелись, и осталась только Фотина, сидящая на скамейке и мерно докуривающая сигарету.

– Я кое-что решил – сказал негромко Дафнис и оглянулся на установленные зимние палатки. Пока его не было, в палаточном городке появились белые «норы», которые не боялись снега и имели возможность печного отопления.

Фотина вопросительно посмотрела.

– Я знаю о неприятном финансовом положении поселения – Дафнис подбирал слова боязливо и аккуратно – Так вот, те монеты, которые я достал из зоны, я обменял на хорошую сумму денег.

Фотина нахмурилась.

– Я бы хотел частично вложиться в поселение… Не было бы вас – я бы их не нашёл.

– Ты уверен? – спросила Фотина – про финансы всё это слухи, положение вполне приемлемое.

Она сделала глубокую затяжку.

– Если правда так решил, я не буду отговаривать. Приятно слышать, что кто-то о нас думает – Фотина заулыбалась, снизив градус напряжённости.

Дафнис наконец расслабился. План пришёл в голову ещё летом, он искренне хотел поделиться с поселением находкой. Но тогда ещё держался за город, мыслил совершенно иначе и строил планы. Сейчас же – был холоден и импульсивно сжигал возможные перспективы.

Солнце подкралось к макушкам гор и окрасило серые облака в персиковые тона. Сидя на пирсе, Дафнис поджал ноги и всматривался в зону. Озеро охлаждалось с каждой минутой, на улице стояло около нуля градусов. Неспеша пошёл снег. Падающие крупные снежинки поблёскивали на оранжевых отсветах. Дафнис утёр мокрые глаза и затаил дыхание.

2

По стеклу мучительно медленно сползали капли ледяного ноябрьского дождя. Первый снег уже выпал, но в Самоцветинске была типичная погода: вчера минус восемь, а сейчас держалось около нуля.

Сидя на подоконнике, Элея смотрела в окно. На каменном дне её сердца было безлюдно и отречённо, там сновал пронизывающий холодный ветер, набирающий скорость на широком просторе и разбивающийся об острый камень качественно вымощенных стен.

Элея ощущала себя ямой. Человеком, связавшись с которым, гаснешь. Словно вампир, насыщающийся жертвой – пьёт, пьёт, а потом – пустота. Она провела языком по зубам – нет, клыков вроде бы не было.

Элея трезво оценивала боль, которую принесла Дафнису за прошедшие недели. Она понимала всё, но ничего не ощущала. И это разжигало внутри ненависть, разжигало отвращение и гнев к самой себе.

Но гнев находился на грани с азартом. Элее было страшно подумать, что где-то в глубине души, ей могло это нравится. Но как может нравиться приносить человеку боль?

"Неужели всё. Вот я такая, и никак не выправить себя. Не вырвать личность, и не сформировать новую? Чистую? Не знавшую всего того, что прошло".