Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов

Ознакомительный фрагмент

Испанская фуга

Подражание Паулю Целану.

Серый пепел заката — мы дышим им вечером, мы дышим им утром и днем, мы дышим им ночью, мы дышим им, дышим, мы сыплем его в могилы, лежать в нем покойно, червь находит счастье в земле, свободен путь для штурмовых колонн, над всей Испанией — безоблачное небо. Бомбы слепы и глухи, они падают на Мадрид в полночь, красная планета Аргентина, небо разверзлось, мы кричим беззвучно, прощайте, камни соборов, небо разверзлось, они летят навстречу земле, бомбы — всегда панацея, радость, дивной искрой Божьей ты слетаешь с небес. Свободен путь для штурмовых колонн, четыре идут на город, пятая ждет, червь в земле находит счастье, прости нас всех, Мадрид, пленные копают могилы, серый пепел заката, в нем лежать покойно, ставят к стене, приказ отдают: в круг сольемся братский, тесный, этот круг — весь Божий свет, прощайте, камни соборов, Европе нет дела, она шьет саван. Серый пепел заката — мы дышим им ночью, мы дышим им утром и днем, мы дышим им вечером, мы дышим им, дышим, над всей Испанией — безоблачное небо. Свободен путь для штурмовых колонн, бомбы слепы и глухи, они падают в полночь, небо разверзлось, прощание с Каталонией, алонз анфан де ля патри, мы кричим беззвучно, прощайте, камни соборов, красная планета Аргентина, твой грязный саван, Европа, мы сыплем пепел в могилы, лежать в нем покойно, червь находит счастье в земле. Четыре колонны идут на город. мертвые танцуют танго, красная планета Аргентина, глубже втыкайте лопаты, червь находит счастье в земле, в круг сольемся братский, тесный, этот круг — весь Божий свет. Серый пепел заката — мы дышим им ночью, мы дышим им утром и днем, мы дышим им ночью, мы дышим им, дышим, бомбы слепы и глухи, красная планета Аргентина, твой грязный саван, Европа, бомбы падают в полночь, безоблачное небо, прости нас всех, Мадрид. Франция — серые пуалю, серый пепел, алонз анфан де ля патри, алонз анфан, могила усыпана пеплом, мягко там и покойно, червь находит счастье в земле. Серый пепел заката — мы дышим им ночью, мы дышим им днем, повсюду наши флаги, Каталония и Наварра, алонз анфан, мы дышим им вечером, утром, мы дышим им, дышим, червь в земле находит счастье, четыре колонны идут на город, прощайте, встретят свинцовою пулей, ее не оспоришь, червь находит счастье в земле, алонз анфан, бомбы слепы и глухи, красная планета Аргентина, над всей Испанией — безоблачное небо, могила усыпана пеплом, бомбы падают в полночь, и мы видим во сне, что повсюду флаги, и что свободен путь для штурмовых колонн, четыре идут на город, пятая ждет, безоблачное небо. Красная планета Аргентина, твой грязный саван, Европа![1] Глава 1. Ночь и туман

Сын колдуна. — Грузовой причал. — Кажун. — Паранойя. — Бродяга. — Та-та-та! Ту-ту-ту! — Выстрел в висок. — Руди. — «Чума на оба ваши дома! Я пропал». — Утреннее небо.

1

Ночь — что стекло в белесой дымке фар. Цвета исчезли под холодным светом, и мухой в прибалтийском янтаре авто в ночи завязло. На пределе ревел мотор, и черные деревья летели вдаль, но двигалась дорога, не «мерседес»[2]. Стеклянный негатив, навечно утопив в своих глубинах, не отпускал, размазывая в плоскость машину и людей. И верх, и низ исчезли. «Тогу богу»[3], как сказано в Писании. Аминь! Под веками все то же, лишь огонь меняет цвет и подступает ближе.

Спасенья нет, пусть не твоя вина, что ты родился сыном колдуна.

* * *

Гауптштурмфюрер СС[4] Харальд Пейпер мельком позавидовал сидевшему за рулем Хуппенкотену. Для сына юриста ночь — всего лишь ночь, огонь — электричество, их позднее путешествие — обычное служебное задание.

— Скучновато, — чуткий Хуппенкотен отреагировал на взгляд. — Радио, что ли, включить?

Протянув руку, щелкнул пластиковым переключателем, повернул, ловя волну. Разбуженный радиоприемник обиженно захрипел, и Харальд Пейпер бросил еще одну монетку в невидимую копилку. Две! Напарник, всего лишь унтерштурмфюрер, из новоиспеченных, обратился, не упомянув звания, словно к другу-приятелю. И разрешения не спросил. Мелочь, но прежде отпрыск адвоката из маленького Опладена такого не позволял, именуя командира даже не по званию — «шефом». Был шеф, да весь вышел, утонул, мухой в янтаре. И чтобы заметить это, не надо быть потомственным колдуном.

…Шварцкольм, твердыня сорбов, отчий дом. Потом он станет немцем — но потом.

Ему — тринадцать лет, и Катарине-соседке столько же. Первая любовь, внезапная и обреченная, как слишком рано проклюнувшийся мартовский подснежник.

В ее глазах — холодный зимний свет. Слова — снежинки. И надежды нет.

— Ты очень хороший парень, Гандрий, но нам нельзя видеться. Все вы, Шадовицы, колдуны, с вами знаться — нечистому поклоны класть. Не приходи больше.