Собиратель воды - Игорь Зыгин

Тридцать капель. Пятичасовой переход. Двадцать капель. Падение. Десять капель…

В конце пятого дня песчаная буря повредила компас. Песчинки забились в механизм, стрелка начала вращаться хаотично. Он пытался очистить прибор, но пальцы не слушались. Слишком сухие. Слишком неловкие. Мозг, изнуренный жаждой, отказывался мыслить четко.

"Отец был бы разочарован", — мелькнуло в голове. Хуже, чем жажда — мысль, что ты умрешь, не завершив начатое. Недостойно фамилии Аль-Рашид, пяти поколений инженеров.

Теперь он брел без направления. Кожа натянулась на скулах как пергамент. Губы потрескались до мяса. Соль собственного пота разъедала глаза. Каждый шаг требовал усилия воли — ноги увязали в песке, словно тот превратился в расплавленный металл.

"Назир, ты ведь умрёшь один, понимаешь?" — шептал внутренний голос. "Даже Лейла не узнает, где искать твои кости".

При мысли о Лейле что-то сжалось внутри. Он вспомнил её испуганные глаза в ту последнюю ночь. "Беги, Назир. Халид приказал страже арестовать тебя на рассвете". Её пальцы, торопливо упаковывающие склянки с водой. Её губы на его щеке — прощальный поцелуй, торопливый, необъяснимый.

Назир поднял взгляд к солнцу. В зените. Мир тонул в белом свете. Или это был мираж? Восприятие уже подводило его. Несколько раз за последние сутки ему казалось, что он видит темную линию на горизонте — гряду гор или деревья оазиса. Но видения рассеивались, стоило приблизиться.

"Так глупо умирать. Даже не построив ничего стоящего". Сколько проектов осталось в его голове? Всё умрёт вместе с ним.

Волна головокружения накатила внезапно. Назир рухнул на колени. Песок обжег ладони. Он закрыл глаза, и на мгновение оказался в прохладной лаборатории Храма Вод, под мерное гудение кристалла. Странное спокойствие охватило его — если это конец, то не такой уж и страшный. По крайней мере, он действовал. Не сидел сложа руки, не принимал неизбежность как данность. Как Халид.

Образ первосвященника вызвал вспышку ярости. Последняя вспышка энергии. "Если я встану с колен, я…" — но мысль ускользнула. Что он мог сделать? Проклясть солнце? Побороть песок голыми руками? Умереть — не страшно. Страшно, что расчёт был неверным.

Холодная сталь кинжала прижалась к горлу.

«Ты на земле Детей Пустыни, чужак», — произнес хриплый женский голос. — «Твоя жизнь теперь принадлежит нам».

Назир издал сухой скрипящий звук. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять — это был смех. Угроза смерти, когда он уже мирился с её неизбежностью, казалась абсурдно комичной.

"Боги, если вы есть," — мелькнула последняя мысль, — "ваше чувство юмора оставляет желать лучшего".

— Он дышит, — произнес голос, кажущийся далеким, словно сквозь толщу воды.

— И что с того? — ответил другой, ниже и резче. — Еще один рот. Лишний рот.

— Подожди, — вмешался женский голос. — Его одежда. Этот знак на плече… знакомый.

Назир пытался сфокусировать взгляд, но перед глазами всё плыло. Тени двигались, сливались, распадались на части. "Я умираю или уже умер?" Он чувствовал, как чьи-то руки переворачивают его, ощупывают вещи. Прикосновения вызывали боль — каждый нерв кричал от истощения.

Сознание мерцало, как свеча на ветру. Голоса то приближались, то отдалялись.

— Книги, странные инструменты… Не похож на обычного путника.

— И что? Ничего ценного, — настаивал мужской голос. — Оставим его здесь. Зачем тратить воду?

"Да, зачем?" — согласился Назир мысленно. Его рот не слушался. Язык был сухим комком плоти, бесполезным как песок. "Оставьте меня. Я уже сделал всё, что мог".

Пауза. Затем женский голос — с сухой насмешкой:

— Забираем. Самира захочет взглянуть.

"Самира", — имя отпечаталось в сознании. Последнее, что запомнил Назир — ощущение, как его поднимают и перебрасывают через что-то твёрдое и тёплое. Верблюжье седло. Потом была темнота. И, вопреки всем его расчетам — облегчение. Словно его тело сдалось раньше, чем разум осознал неизбежность.

Влага на потрескавшихся губах. Благословенная, невозможная, священная влага. Кто-то прикладывал к его рту мокрую тряпку. Он жадно всосал каждую каплю, чувствуя боль в потрескавшихся уголках рта и одновременно — восхитительное, почти сексуальное наслаждение от прикосновения воды.

— Не торопись, водяной, — сказал женский голос. — Умрешь от перенапряжения.

Он мог бы умереть счастливым с этой мокрой тряпкой на губах. Назир с трудом разлепил веки. Сумерки. Он лежал на земле, присыпанной чем-то вроде соломы, голова на свёрнутой ткани. Рядом на корточках сидела молодая женщина с резкими чертами лица. Множество косичек, каждая украшена металлической бусиной, позвякивающей при каждом движении.

Часть его сознания, отстраненная и аналитическая, отметила детали — хорошая кожа, несмотря на жизнь в пустыне; сильные руки; шрам, пересекающий правую бровь; глаза, привыкшие к настороженности.

Другая часть, ослабленная и отчаянная, видела только источник воды.

— Где я? — слова царапали горло.

— В лагере Детей Пустыни, — женщина смочила тряпку и снова поднесла к его губам. Он вцепился в неё как дикое животное, вызвав смешок. — Тебе повезло, что мы тебя нашли. Или не повезло — это как Самира решит.

"Самира". Снова это имя. Оно пробудило смутное воспоминание.

— Самира?

— Наш вожак. Я Майсара. А ты?

— Назир из Аль-Мадира. — Он хотел сказать больше, объяснить, но слова застревали в пересохшем горле. — Инженер… из храма.

Почему он это сказал? В пустыне его должность ничего не значила. Глупая гордость. Но плевать. Он всё еще был Назиром из Аль-Мадира, из династии храмовых инженеров, даже если умирал на соломе посреди пустыни.

— Храмовый инженер? — Майсара хмыкнула. — Никогда такого не видела. Что вы там в храме строите? Молитвенные колёса?

В её тоне было столько насмешки, что даже в его ослабленном состоянии это задело какую-то жилку гордости. Конечно, для жителей пустыни храмы были сказками, а их обитатели — изнеженными паразитами.

— Воду, — прошептал Назир. Ирония не ускользнула от него. — Я отвечаю за систему водоснабжения.

"Отвечал", — поправил он себя мысленно.

— Системы водоснабжения? — Майсара рассмеялась громче. — Эй! — крикнула она кому-то. — У нас тут волшебник воды!

— Не волшебство… — начал Назир, но голова кружилась, мысли путались. Возмущение бессильно царапало изнутри, не находя выхода. Он хотел объяснить — сложные системы труб, распределение давления, фильтрация, дозировка. Инженерное искусство, оттачиваемое веками! Но все эти знания были бесполезны здесь, в песках, где он чуть не умер от жажды.

К ним приблизилась высокая женщина лет сорока с властной осанкой и пристальным взглядом темных глаз. Каштановые волосы собраны в простую, но аккуратную прическу. Потрепанная, но качественная одежда: привыкла к пустыне, но не пренебрегает собственным комфортом.

— Это и есть ваш выживший? — спросила она, рассматривая Назира.

Взгляд. Этот взгляд был тяжелее, острее, чем у любого храмового надзирателя. Он словно проникал под кожу, мгновенно считывая