Магнат Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

что в скором будущем Псковскую губернию посетит Императрица Мария Фёдоровна. Что мешает сделать гравюру Императрицы, выходящей из портала одной из Псковских церквей, а затем тиснуть изображение рядом с новостью, мол, Императрица-Матушка, будучи в Пскове посетила храм такой-то? Да у вас весь тираж скупят только из-за одного изображения Марии Фёдоровны, а затем перепродадут вдвое дороже.

— Знаете, как долго режется гравюра? — отмахнулся от идеи Козодавлев. — К тому же резать придётся по памяти. Не будет же Императрица часами позировать на фоне церкви.

— К сожалению, вы правы. У меня сестра для моей книги сказок лично гравюры резала. Ох, и намаялась, — с грустью вздохнул я, понимая, что печать гравюр в газете так себе затея. Зато меня тут же осенила другая идея, которой я поспешил поделиться с министром. — Что если взять компактную камеру-обскуру с объективом и вместо задней стенки поставить медную пластину? Владелец перла, после того, как установит нужную резкость, активирует артефакт. Тот в свою очередь, попадающее на объектив изображение, преобразует в тепловые лучи и выжжет на металле своего рода гравюру, которую затем можно будет использовать в типографической печати. Правда, в процессе работы получившийся агрегат будет немного греться и дымить, но если гравюра не будет отличаться от оригинала, то думаю, что этим недостатком можно пренебречь.

— Как такое в принципе возможно? — недоверчиво посмотрел на меня Осип Петрович. — И вы можете подобный перл сформировать?

— А как вы в детстве увеличительным стеклом на дощечке сфокусированным солнечным лучом своё имя выжигали? Я, конечно, утрирую, но примерно так же можно и металл жечь. Не без помощи магии, конечно, но всё-таки можно. Если доставите ко мне домой камеру и запас медных пластин подходящего размера, то думаю, что результат можно будет увидеть завтра вечером. Ещё бы не помешал запас чистой газетной бумаги и винтовой пресс для печати гравюр — нужно же мне будет как-то проверять получающееся изображение.

— И сколько будет стоить сей чудесный перл, если я попрошу сделать его для моего человека? — не преминул поинтересоваться ценой артефакта министр.

— Именно для вас стоимость артефакта будет равна стоимости затраченного аурума. Думаю, что больше чем на полторы тысячи материала не уйдёт. Но это при условии, что ваш человек будет сопровождать Императрицу-матушку в поездке по стране и создаст одну из гравюр в моём имении. Какое именно изображение нужно будет сделать, я потом подскажу. Ну и ещё нужен ваш совет, как представителя органа выдающего разрешение на оформление привилегии — нужно ли мне брать патент на это изобретение?

— Если вам некуда деньги девать, то, конечно, можете подать заявку на привилегию. Более того, я её тот час же подпишу и передам дальше в мануфактурную комиссию. Но нужна ли вам эта привилегия, если кроме вас никто не сможет повторить ваш артефакт? А сама по себе камера обскура ещё с тринадцатого века известна.

Вернувшись домой и не застав Кюхлю, я дождался, когда мне доставят все затребованное для создания задуманного мною прибора и принялся экспериментировать.

Естественно, говоря министру о гравюрах я и не думал делать именно их. В моём мире в типографиях использовался метод полутоновой печати. Оригинальная фотография переснималась через стеклянный экран с множеством крошечных отверстий. Получившаяся копия проявлялась, и получалось изображение, состоящее из точек разного размера. Путём контактной печати изображение переносилось на металлический лист. Пробелы между точками вытравливались кислотой, и получившийся лист использовался в типографии, как штамп. Исключив с помощью магии некоторые шаги в известной моему мире технологии, я собирался сразу получить штамп, пригодный для печати.

Кстати, процесс выжигания штампа на медной пластине я «укротил» без труда. Сложнее было «научить» артефакт определять освещенность объекта и высчитывать время экспозиции. Пусть не сразу, но и с этим вопросом справился.

Условный фотоаппарат получился так себе, признал я, рассматривая первые полученные оттиски, но для нынешнего времени — это несомненный прорыв!

Я за него даже оговорённую сумму наличкой получил. Единственное, чего я не понял, так это зачем меня хотел видеть Министр. С его аппаратным рессурсом он мог обо мне собрать любые сведения. Зачем ему нужна была встреча со мной? Целый час пробеседовали ни о чём. Не фотоаппарат же он мне хотел заказать. Это была уже моя личная инициатива. Решил составить личное мнение обо мне? Допустим, составил. И что дальше?

Отчего-то мне не верится, что столь занятой человек потратил на меня уйму своего драгоценного времени по личной инициативе. Странно, не правда ли…

Глава 4

Похоже, о том, что я прилетел в Санкт-Петербург в городе известно каждому, а не только Министерству Внутренних Дел. И если осведомленность Министерства ещё можно было хоть как-то объяснить, то откуда Демидовы узнали о моём присутствии в столице, для меня осталось загадкой. Как бы то ни было, а после завтрака в столовую вошёл Степан с белоснежным конвертом.

— Ваше сиятельство, у ворот человек в дрожках сидит, — с этими словами мужчина вручил мне конверт. — Говорит от Демидовых. Просил передать вам письмо и сказал, что ему велено дождаться вашего ответа.

— Угости курьера чаем, а я пока с посланием ознакомлюсь, да над ответом подумаю, — попросил я слугу, вскрыв конверт.

Как и предполагал Виктор Иванович, Демидов был заинтересован в покупке большого гидроплана и, чтобы обсудить этот вопрос, был готов встретиться со мной в любом удобном для меня месте. Смотреть на роскошь, в которой проживает семейство заводчика, у меня не было никакого желания. Приглашать в своё скромное жилище абсолютно неизвестных людей мне тоже не хотелось. Поэтому для встречи я выбрал кафе с нехитрым названием в честь хозяина «Янсенс», располагавшееся на первом этаже моего доходного дома.

Отдав демидовскому слуге письмо, в котором указал место и время встречи, я направился в свой доходный дом, дабы поставить в известность арендатора, что в его заведении сегодня вечером будет санитарный час. Ну, не дело это обсуждать вопросы под шум и гам многочисленных посетителей кафе.

Как справедливо в своё время заметил Белинский: «Петербургский простой народ несколько разнится от московского — кроме полугара и чая он любит еще и кофе и сигары, которыми даже лакомятся пригородные мужики; а прекрасный пол петербургского простонародья, в лице кухарок и разного рода служанок, чай и водку отнюдь не считает необходимостью, а без кофею решительно не может жить».

К словам критика могу только добавить, что в столице более