Головы с плеч - Зои Хана Микута

поднятых руках. Изящная шея смеющейся Делкорты Октобер Ккуль, голова, откинутая назад. Вот она ликует под взглядами подданных; небольшая оплошность, заминка, она отвлекается на секунду, и этого достаточно для того, чтобы утратить контроль над чудовищем. Вот оно убегает прочь. Безмятежная, как обычно, Червонная Принцесса провожает его пустым взглядом. Может быть, они уже пытаются выследить Пиллар, едут сюда? Каро представила себе королевскую процессию на грязных улицах Астары, и ее тело дернулось. Болезненная, беззвучная судорога, которая почти стала смехом.

Каро больше не чувствовала себя пустой. Ее ярость походила на колючки, и они, эти колючки, наполняли все ее тело, как будто ее ребра были краями ежевичного куста. И Каро начала дышать, вдохнула их, чтобы почувствовать, как они извиваются, чтобы почувствовать, как она кормит эти колючки ярости.

Телега остановилась под двумя лепившимися друг к другу башнями, которые отмечали вход в церковь Астары; на камне было высечено слово «Мугунхва», название их Охраняемого Округа: 무궁화[16].

Каро ощутила, что у нее достаточно сил для того, чтобы сесть, и она села, потом посмотрела на Икку. Та выглядела такой маленькой на дне телеги и совершенно нереальной; все ее тело было в серебре. «Алиса», – хотелось сказать Каро, но… но что, во имя богов, могла она сказать, кроме имени?

И поэтому она слезла на землю и не сказала ничего.

Икка медленно встала, вылезла из телеги и пошла за ней, когда Каро была уже у дверей. Возчик, сосед Муров, владелец лавандовой фермы по имени Рен Хантерс, который и нашел девушек, смотрел им вслед. Каро знала, что он наблюдает за ними на случай, если они вздумают бежать, и что он погонится за ними, если они побегут; и она знала, что это абсолютная бессмыслица. Они не сделали ничего дурного.

Икка это тоже заметила, и у нее на лице начал подергиваться мускул, но она не смотрела на фермера так открыто, как Каро. Вместо этого она грубо толкнула Каро в бок, чтобы та побыстрее зашла внутрь.

В церкви было прохладно и довольно темно. Они остановились, когда увидели – почти сразу же, не пройдя и пяти шагов. Они увидели темные скамьи, разделенные центральным проходом, похожие на треснувшую грудную клетку, и Текку, которую положили на деревянное возвышение в конце этой тропы. Это зрелище причинило Каро боль, похожую на прикосновение к открытой ране в ее душе. Она смотрела на прекрасную руку Текки, полупрозрачную и светлую на фоне рун, на ту же самую руку, которую Каро держала в своей только вчера, когда провожала ее домой. Икка шла впереди, она всегда шла впереди, словно хотела распугать всех встречных, чтобы освободить им дорогу.

Лицо Икки ничего не выражало, даже когда она подняла руку и провела ею по губам, по подбородку.

Каро захотелось тряхнуть ее. Захотелось поцеловать ее, а потом возненавидеть и себя, и ее за этот поцелуй. Почему она такая злая?

Почему она не всегда была такой злой?

Рядом с телом стоял отец Хван, священник, и главный шериф Округа Ён Мирипта. Это сборище казалось таким жалким и маленьким в пустой церкви, которая была невелика, но сейчас выглядела огромной; ее стены вздымались вверх, вверх, вверх, навстречу каменным сводам и витражам. Разноцветные лучи плясали на руках и волосах Каро и Икки, когда они, повинуясь неизбежному, двинулись вперед. Каро чувствовала присутствие птиц, сидевших на крыше, хотя отсюда их, разумеется, не было видно.

Начиналось все странно. Птицы – обычно вороны, поскольку ворон в Астаре было больше всего – летели вслед за ней от приюта до Эмпатии и обратно, стучали клювами в окно спальни среди ночи, выводя какие-то мелодии. На самом деле первыми их заметили Икка и Текка. Каро была слишком поглощена своими подругами, их странными чарами, их странными личностями; она практически ничего вокруг не видела, кроме них. Это Текка уговорила ворон, сидевших на изгороди, не шпионить за ними, а Икка вкладывала в руку Каро камни, чтобы сбивать тех, кто вздумал все-таки подглядывать. Это они показали Каро, как заставить магию выступить на ресницах, печаль, и отчаяние, и бешенство, которыми она могла воспользоваться, чтобы вызвать эту магию.

В первый раз она убила птицу; Каро еще не знала толком, чего она пытается добиться, и поэтому ворона погибла. У ведьмы не было намерения, и ее заклинание заставило выпасть перья, содрало кожу, и на столбе остался скользкий окровавленный трупик. Текка и Икка захихикали. Потом велели ей заняться следующей вороной.

– Девочки, – заговорил отец Хван, когда они подошли к возвышению, и знаком велел им остановиться в шаге от алтаря.

Текка была укрыта серой простыней, видны были только кончики пальцев одной белой руки, протянутой к Каро и Икке. Но нет, конечно, она не тянулась к ним. Это только так казалось.

Мирипта откашлялся.

– Возможно, нам следует дождаться мадам Ким…

– Это ее не касается, – резко оборвал его Хван и обжег Икку и Каро пристальным черным взглядом.

Каро не питала особой любви к старухе, руководившей сиротским приютом, дерганой, с пронзительным голосом – но сейчас она была уверена, что вид Ким, ковыляющей мимо церковных скамей к алтарю, утешил бы ее. Она бы сообразила, что делать. Каро не знала, что делать. Она чувствовала себя ребенком.

– Что привлекло Святую? – внезапно произнесла Икка грубым голосом; выражения ее лица не было видно из-за капюшона, запятнанного серебром. Это были первые слова, произнесенные ею после того, как они ушли из горящего дома.

Последовало короткое молчание. Никто, даже Каро, не ожидал, что таков будет ее первый вопрос.

– Ее… – Мирипта неловко махнул рукой со старческими пятнами в сторону тела, лежавшего у его ног. – Отец Текки, Куинн Мур. В доме обнаружено его тело – мы считаем, что он скончался вчера поздно вечером. От естественных причин.

«Аджосси» – так Каро и Икка всегда называли Куинна, хотя он настаивал, что обращения «абоним», «отец», будет достаточно. Как они обе смеялись над этим, над сентиментальным человеком и его тихой женой, которые не знали, какой жестокой и порочной была их старшая дочь и подруги, которых она приводила в свой сад. Но в доме Муров была любовь. Была – Каро знала это. Она наблюдала за ними и видела эту любовь. Она лежала на животе в роще, вселялась в тело птицы и садилась на подоконник, чтобы заглянуть в небольшой, но уютный дом. Она не могла с собой справиться. Поцелуи в щеку между родителями Текки. То, как они следили взглядами за близнецами, которые с топотом взлетали