Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

Беда была в том, что таких лавчонок в Йозефове имелось великое множество, не говоря уже о продавцах, которые предлагали товар с рук, и походили на увешанные кучами тряпья рождественские ёлки. Результат, однако, был не утешительный: ничего не помню, ничего не знаю, никого не видел.

— Они не скажут, — тихонько ворчал себе под нос Шустал. Стражники шли посередине дороги, а местные жители машинально расступались перед ними, так что метра на три впереди и на три позади оставалось пустое пространство. — Тут принято хранить молчание.

— Может, денег дать? — неуверенно предложил Максим.

— Дай, если девать некуда. Всё равно ничего не узнаешь.

— Почему?

— Потому что их горький опыт гласит: так ли, иначе ли, а быть битым. Поэтому и молчат — чем меньше привлекаешь к себе внимание, тем отдалённее эта неприятная перспектива.

— Идём, — капрал-адъютант стряхнул с себя оцепенение и, стиснув зубы, ускорил шаг.

— Куда?

— К пану Бецалелю. Я не собираюсь тратить весь день на блуждания по Йозефову. Может, он урезонит своих соотечественников, и быстрее добьётся от них результатов.

Старый раввин был дома, он сидел в своём кабинете и грел руки над маленькой жаровней с тлеющими в ней углями. Миловидная девушка — одна из внучек каббалиста — проводив гостей, тут же исчезла за дверью. Рабби Лёв с удивлением окинул взглядом посетителей.

— Доброго вам утра, паны стражники. Случилось что-то?

— Доброго утра, пан Бецалель, — Резанов почтительно поклонился и отрицательно качнул головой, когда старик вознамерился подняться и предложить гостям свои раскладные стульчики. — Простите нас за беспокойство, но не окажете ли вы нам небольшую услугу?

— Какого рода? — в глазах раввина блеснул огонёк интереса.

— Есть подозрение, что вчера в Йозефов мог забрести один монах, и сменить здесь свою рясу на гражданское платье. Если это так, нам крайне необходимо знать, во что он переоделся и куда потом направился.

— Какого цвета была ряса у этого монаха?

— Белого, — ответил Иржи.

Каббалист задумчиво кивнул, о чём-то размышляя.

— Это опасный человек?

— Нет. Но по его следу могут идти опасные люди, — Максим помедлил немного, потом встретился глазами с глазами старика, и тут же ощутил, как внимательный взгляд рабби Лёва будто открытую книгу читает его самые потаённые мысли.

— Я спрошу, — склонил голову раввин.

Только когда они, покинув дом каббалиста, зашагали к Бенедиктинским воротам, Шустал вдруг с усмешкой сказал:

— Спросить-то он спросит. Только ведь рабби Лёв не обещал рассказать нам о том, что узнает.

Командор, выслушав доклад Резанова, с хмурым видом воткнул в план Праги четвёртую булавку, и официально освободил всех троих от прочих обязанностей, поручив продолжать расследование. Расспросы же капралов результатов не принесли: пан Бубл, чья десятка накануне вечером дежурила у входа в башню, вообще никаких монахов на мосту не помнил. Пан Соботка, стоявший со своими людьми в карауле днём, уверенно заявил, что ни белых, ни каких-либо других ряс по Карлову мосту в его дежурство не проходило, ни со стороны Малой Страны, ни со стороны Старого Места.

Пан Дворский, на чью долю выпала вчерашняя утренняя вахта, отсыпался после ночной стражи у Летненской переправы. Разбуженный приятелями, он сначала ошалело крутил взъерошенной со сна головой, а потом вполголоса выдал целый набор забористых ругательств. Дисциплина, впрочем, взяла своё: капрал сел на кровати, внимательно выслушал вопрос, поразмыслил с полминуты, и выдав: «Нет» завалился обратно, заснув ещё до того, как его голова опустилась на подушку. После этого пан Чех, убедившись, что расследование пока что не будет продолжено, тоже отправился отсыпаться.

— Я домой, — Максим потёр слезящиеся глаза.

— Может, в казарме вздремнёшь? Охота тебе сейчас тащиться на Кампу, — предложил Иржи.

— Просто тебе неохота потом тащиться за мной, — усмехнулся Резанов.

— Не спорю.

— Эвка будет ждать, — при мысли о жене губы парня тронула улыбка. Шустал понимающе хмыкнул:

— Ну-ну.

— К тому же сегодня — день защиты детей.

— Чего-чего? — непонимающе вскинул брови капрал.

— Первое июня. Международный день защиты детей. По-нашему.

— От кого? — всё ещё недоумевал Иржи.

— Да кто его знает. От всех и разом, — Макс хлопнул приятеля по плечу. — К двум часам вернусь.

— Слушай… — Шустал, успевший стянуть с правой руки перчатку, задумчиво поигрывал ею. — А как думаешь, мог бы ты применить свои способности, чтобы отыскать этого монаха?

Капрал-адъютант удивлённо посмотрел на друга:

— Не знаю, — честно признался он. — Как-то даже не думал об этом. По-твоему, стоит попробовать?

— Чем чёрт не шутит.

— Тьфу на тебя.

Иржи перекрестился, потом трижды сплюнул через левое плечо.

— Прости. Так что?

— Можем попробовать. Хотя я плохо представляю, как это должно выглядеть.

— Как гончие по следу, — капрал с шумом раздул ноздри, изображая принюхивающегося пса и, стянув с руки вторую перчатку, принялся расстёгивать пояс.

— Там, откуда я родом, — заявил Максим, уже направляясь к двери, — такими делами занимается дневная стража. Вот будто у нас других забот нет — делать за них их работу.

— Это ещё бабушка надвое сказала, где чья работа, — резонно возразил Шустал, усаживаясь на край койки и стягивая с ноги сапог.

В камине гостиной горел огонь, а в кресле дремала с вязанием в руках Эвка. Девушка сидела, подложив слева и справа от себя подушки, и чуть откинув голову назад. Рот её приоткрылся, время от времени веки слегка вздрагивали, будто отмечая особенно яркие картинки привидевшегося сна. Один раз Эвка едва слышно простонала и лицо девушки на мгновение отразило тоскливую