Искра Жизни - Хэйфорд Пирс

— Думаю, у них там несколько храмов или святых мест. И они хотят для них сверхнадежной защиты.

Эрика задумчиво поджала губы.

— Ковчег или сам Ной?

— Какой еще ковчег? Какой Ной? Ты шутишь!

— То есть ты вообще ничего не знаешь о месте, куда мы летим. Неужели ты не побеспокоился хоть что-то выяснить о Сыновьях Ноя?

Я удивленно уставился на нее.

— Нет, конечно же, нет. С моей точки зрения, это просто еще одно сборище придурков. Хотя средствами они располагают весьма внушительными.

Выражение лица Эрики стало еще более задумчивым.

— Знаешь, ведь я в Завете родилась.

— А мне казалось, ты говорила, что родилась в Норвегии.

— Я и сама так думала. И только пару дней назад в разговоре с Магнусом…

— Твой отец находился в Москве?

— Да нет же, глупенький, они сейчас на Борнео. Я просто позвонила ему из Москвы, так, поболтать. А сейчас они на пути в Австралию для участия в соревнованиях по ватертону. Когда я…

— А что это такое — ватертон?

— Это что-то вроде десятиборья, только под водой. Магнус всегда питал к нему слабость. Мы с ним несколько раз участвовали в подобных соревнованиях, пока ты не уволок меня в свою пещеру. Это ужасно забавно.

— И, скорее всего, опасно?

— Ну-у, пребывание на глубине триста футов…

— Перестань, — проворчал я. — Если вы оба запросто могли погибнуть, то в этом ничего забавного нет. — Я покачал головой и негромко вздохнул. Уж такова, моя Эрика, и, что бы я ни говорил, мне ее не изменить. — Ладно, ты начала с разговора со своим стариком…

— Да. Когда я ему рассказала, куда мы отправляемся, он стал каким-то очень… забавным.

Я уставился на нее.

— Что значит — забавным?

— Ну, он вообще повел себя как-то очень странно. Пришлось даже нагрубить ему. И, наконец, он признался, что я на самом-то деле родилась в Нампе, в Завете, и что в молодости они действительно прожили там целый год.

— Довольно странно. А почему он раньше тебе этого не рассказывал?

— Он сказал, что много раз собирался, и что совершил большую ошибку…

— Женившись на твоей матери?

— Нет, нет, маму он очень любил. Я это точно знаю!

Я кивнул. Я видел снимок ее матери, прекрасной венецианки с волнистыми каштановыми волосами и озорной улыбкой. Она ненавидела высоту, и ее с трудом удавалось заставить даже взлететь в пузыре, не говоря уже о том, чтобы из него выпрыгнуть. Она погибла, когда Эрике исполнилось всего десять — упала с лошади и свернула шею.

— Тогда в чем же ошибка? — настаивал я, начиная сердиться на Магнуса за то, что из-за него Эрика, пусть и не сильно, но все же разволновалась.

— Нет, он просто упомянул, что вообще их пребывание в Нампе оказалось ошибкой, и он советует мне туда не соваться.

— Что? — Теперь я рассердился уже не на шутку. — Он пытался отговорить тебя от поездки в Нампу и не сказал — почему?

— Он только сказал… что это может быть… опасно. Но если мне действительно очень надо туда… то я должна быть осторожна…

— Ушам своим не верю! — взорвался я. — Где фон?

Но, когда я позвонил Магнусу Велхевену, автоответчик сообщил, что папаша Эрики и большая часть его группы в настоящее время находятся на глубине 270 футов, принимая участие в соревнованиях по ватертону на Большом Барьерном рифе, и с ним невозможно связаться еще около тринадцати часов.

— Просто ужасно, — пробормотал я сквозь зубы, резко останавливая пузырь. — Мы всего в двадцати минутах лета от Завета, а я только сейчас узнаю…

Эрика обняла меня за плечи.

— Милый, неужели из-за какого-то дурацкого…

— Дурацкого? Он же ясно сказал, что это опасно. Когда человек, зарабатывающий себе на жизнь прыжками из пузыря с высоты 40000 футов, говорит, что это опасно, то будь я…

— А вот теперь уже ты сам говоришь глупости! — перебила она меня почти столь же резко, как и я ее. — Он остается в живых, прыгая из пузырей с 40000 футов, благодаря осторожности, невероятной, почти навязчивой осторожности. Он беспокоится буквально обо всем. И именно поэтому он до сих пор жив. Ты просто перепутал профессиональное беспокойство с личным. Для него я по-прежнему его малышка, которой все еще три годика, и все еще совершенно беспомощная. Или ты забыл: ведь именно для этого и существуют родители. Как может нечто, случившееся еще до моего рождения — двадцать пять или тридцать лет назад, — все еще представлять для меня опасность?

Довод произвел сильное впечатление с учетом того, что я зарабатывал на жизнь, как раз защищая людей от всевозможных опасностей. И если уж я не смогу защитить свою любимую Эрику от своры каких-то гималайских придурков, то кто же тогда сможет?

Поэтому я неохотно позволил ей уговорить меня лететь дальше — в Нампу. И это стало худшей ошибкой в моей жизни.

Глава 9. Ной и его ковчег

— Ваш большой палец, пожалуйста, — с легким акцентом потребовал пограничник.

— Это еще зачем?

— Само собой, чтобы проверить ваш генеареф. А разве в других клавах у туристов не производят такой проверки?

Я отпустил ему самую мрачную из своих улыбок.

— Разумеется, нет. И я вовсе не турист. Я прибыл к вам по приглашению…

— Это совершенно неважно. Даже если вы прибыли по приглашению самого преподобного Шема, мы все равно должны проверить ваш генеареф.

— Я непременно подам жалобу в Организацию Свободных Соединенных государств, — моя улыбка стала еще мрачнее, а, кроме того, пожалуюсь на вас и самому преподобному Шему. — В принципе, ничего такого в том, что каждый обитатель нашего мира, кроме всего прочего, имел свой собственный номер во всемирной и непогрешимой базе личных данных. Это лично я испытывал ненависть к самой идее, а в особенности при мысли о том, что какие-то важные и не очень важные части организма до десятитысячной доли нуклеотидной последовательности моей спирали ДНК были извлечены из утробы матери за три месяца до моего рождения и кем-то классифицированы. Я, уникальный и удивительный Ларри Мэдиган, с писком вошел в этот мир в качестве всего-навсего еще одного из миллиардов и миллиардов генеарефов, хранящихся в пекинской базе данных. И умру я тоже с тем же самым непреложным генеарефом…

Всей душой ненавидел я и маленький белый пузырь-камикадзе, внезапно появившийся у нашего борта и прилепившийся к нему, когда «Мечта Сорвиголовы» пересекала невидимый барьер, отделяющий нас от Нампы. Он на шести языках отдал нам приказ