Там, где дует сирокко - Евгений Саржин

– В Котону значит? Какая прекрасная идея! Сбылась моя мечта! Теперь я могу…

– Что ты о нём знаешь? – мягко перебил её Стефано, и Замиль запнулась.

Действительно, что она знала об этом городе-пауке, детище послевоенного мира? Вдруг осознала, что не так и много. География, экономика, макрополитика – такое её интересовало очень мало. Последние годы единственным её страстным увлечением был Старый Мир, а там Котону как раз не было. Да, она знала, что этот город на берегу Гвинейского залива пошёл в рост ещё до войны, за счёт торговли какими-то там ископаемыми, а потом произошло чудо. Дагомея, или, как её отец говорил, Бенин, не была включена в состав нового Халифата – ей смутно казалось, что это было из-за каких-то политических договорённостей. Отец пару раз комментировал это в стиле «всем нужна нейтральная Швейцария», но Замиль слишком плохо знала историю, чтобы понимать, о чём он. После войны этот небольшой кусочек Африки, над которым не поднялось знамя с восходящим солнцем, стал точкой, где соединились сразу несколько торговым путей. Туда стекались люди со всего континента, в основном не-мусульмане, не желавшие жить при махдистах, но также открывали офисы компании Китая, Бразилии, России. Говорят, что и европейские корпорации туда пролезли и даже тайно заключали экономические сделки с махдистами, которые потом брезгливо мыли руки, осквернённые рукопожатием с грешниками. Впрочем, конечно, это были всего лишь слухи, ибо разве возможен такой харам? Так или иначе, Котону стремительно рос и настолько, что почти полностью подмял под себя небольшое государство, центром которого являлся. Его называли «африканским Вавилоном». Иногда он упоминался в контексте каких-то торговых сделок, иногда с завистливым вздохом («но сколько у этих кафиров денег!»), а иногда – из-за жутких слухов о вуду-обрядах, которые были там разрешены едва ли не как официальная религия. Замиль не интересовалась ни тем, ни другим, ни третьим, и потому сейчас в ответ на вопрос Стефано в её голове лишь всплывали обрывки слухов, сплетен и непонятно где увиденных фотографий.

– Что мы будем делать в Котону? – спросила она, и Стефано пожал плечами.

– Говорят, там много работы для всех. Я связался со своими в Марсале – они смогут сдать мою берлогу и перекидывать мне деньги. Банки Халифата в Дагомее работают. Какие-то средства поначалу будут. Потом что-то найдётся. Может, по морскому делу. А может, придётся продать «Грифон».

Последние слова он произнёс печально. Замиль посмотрела на него.

– Нет, что там буду делать я?

– А что ты делаешь здесь? Или собиралась делать в Союзе обновления? Котону – не Халифат, там женщины работают, где угодно. Главное, мы все там будем в безопасности. У «хорей» коротки руки достать нас там. Да и пожрать, наконец, можно будет не один грёбаный халяль.

Он приподнялся и поморщился от боли.

– Тебе помочь? Или, может, позвать Джайду? – спросила Замиль, но Стефано раздражённо качнул головой.

– Раньше же справлялся.

Он сделал неловкий шаг вдоль борта, держась за поручень и подтаскивая больную ногу. Потом повернулся к Замиль.

– Тебя никто не заставляет, конечно. Не хочешь – оставайся тут. Или езжай куда захочешь. Но не то чтобы у тебя прямо большой выбор.

«Не то чтобы у тебя прямо большой выбор». Замиль перекатывала эти слова, когда Стефано скрылся в рубке. Тут уж не поспоришь. Какой у неё, и правда, выбор? Попытаться продать свой компромат самостоятельно? Вопреки воле как Салаха, так и Стефано? Но тогда Стефано, как и обещал, выгонит её с борта, и куда она пойдёт? Джайда останется здесь, она не отходит от Стефано и прямо скривилась, когда Замиль сказала, что хочет поговорить с ним наедине. Таонга побежит за Салахом, как преданная собачка. А она… какая ирония. Она узнала первого мужчину в шестнадцать лет и потом никогда не оставалась одна, пока не начала продавать своё тело за деньги. Сколько похотливых ручонок мяли её так и эдак, а теперь у всех есть мужики, и только у неё нет!

И мысль, комариным укусом зудевшая где-то глубоко-глубоко – кто сказал, что ей нужно смириться? Кто сказал, что найденное… хорошо, украденное ей – ей не принадлежит? Ведь её спрашивали, тогда, в Зеркале, значит она сможет продать всё сама! Муташарриды и прочие морские бродяги есть и в Сусе – это огромный порт, как не быть! Неужели она не найдёт тут того, кто наконец выполнит её мечту и перевезёт в один из портов Союза Обновления!

Если бы ещё не этот страх, липкий, мучительный страх остаться одной, остаться на чужой земле, где она не знает никого и ничего. Господи, ну почему всё вышло именно так?

Сейчас Замиль тоже отчаянно хотелось закурить. Или зажевать пластинку ката. Увы, ни того, ни другого не было под рукой. Придётся на что-то решаться без них.

Что ж, вышло всё не так и плохо в конечном итоге. Он успел поговорить с доктором перед выпиской – тот сначала настаивал, чтобы Салах остался в больнице ещё дней на пять, но когда ему дали понять, что щедрые финансовые вливания прекратятся, мгновенно остыл к идее. Сказал, что, если Салаху понадобится заключение для полиции, он может его получить, но таким тоном, что было ясно – его не удивляет ситуация, когда человек, в которого стреляли, не торопится привлекать органы правопорядка.

Салах и сам понимал, что лучше бы ему остаться в госпитале – пулевые ранения коварны, даже когда они «чистые», как в его случае. Лёжа в кровати, он чувствовал себя как отравленный таракан – неспособный ни уползти, ни перевернуться, а только слабо сучить ножками. Кроме того, здесь горшок ему приносит медбрат, а там кто будет? Таонга? От этой мысли становилось кисло во рту.

Но делать нечего. Кто бы ни стрелял в него, долго оставаться на одном месте теперь не стоит. По-хорошему, надо валить из вилайета, а может статься, из самого Халифата. И вариант, который он, вроде бы сначала несерьёзно, обсуждал с «Амином», вновь и вновь всплывал в его голове. Почему бы и правда не рвануть в Котону, раз документы им выправят в счёт уплаты?

Он спросил у Таонги, хочет ли она сейчас вернуться в Марсалу, но она только криво усмехнулась в ответ. Ну да, если её исчезновение связали с ним, а это наверняка так, ей там тоже будет, мягко говоря, небезопасно.

Но был ещё один момент, который