Там, где дует сирокко - Евгений Саржин

– Он проснулся.

Салах повернул голову. Движение отдалось резкой болью где-то глубоко в плече, и он хрипло застонал. Рядом сидели двое. Таонга, мявшая в руках бумажный стаканчик. И Ситифан в гипсе, словно в бронежилете.

– Салам, старина, – проговорил Салах, голос звучал хрипло, каркающе, – мы, кажется, оба сейчас не в форме?

Он видел, как старый рыбак криво усмехнулся, но не успел ответить. Быстро заговорила Таонга:

– Салах, ты очнулся! С тобой всё будет в порядке, мы говорили с докторами, они сказали, что ты поправишься, пули уже вытащили и…

Она, как всегда, не вполне правильно выговаривала арабские слова, и на его одеревеневших губах мелькнула улыбка.

– Всё будет хорошо, Таонга. Раз не помер, значит Аллах ещё хочет видеть меня на этой окаянной земле. А кто я, чтоб спорить с Ним?

Она явно хотела продолжать, но Ситифан коснулся её плеча пальцами своей загипсованной руки.

– Нам надо поговорить, рафик, – проговорил он со своим тягучим итальянским акцентом, – подожди, Таонга, успокойся. Доктор же сказал – с ним всё будет хорошо. А дело серьёзное. Нам надо поговорить.

Он увидел, как Таонга кивнула, выбросила куда-то вниз свой измятый стаканчик, потянулась к большой бутылке, которая стояла на тумбочке возле кровати, и начала отвинчивать крышечку.

– Не здесь же, – c усилием проговорил Салах.

Говорить было трудно, звуки болезненно отдавались где-то внутри, но всё же у него получалось.

– Здесь нет никого, кроме нас, – Ситифан усмехнулся, – мы сняли тебе палату на одного человека. На два дня – и, поверь, это не было дёшево. Спросили о том, как ты был ранен, я сказал, неудачное ограбление. Не знаю, явится ли полицейский расспрашивать тебя, но если и да, то не скоро. Благословенный Халифат, земля Закона!

Последние слова неприятно царапнули Салаха. Он и сам часто крыл Даулят-аль-Канун последними словами, но то он, а то назрани, которому и так позволили жить, как он хочет…

– Дай мне напиться, Таонга, – сипло сказал Салах, и женщина немедленно поднесла ему к губам стаканчик.

Он глотал прохладную, видать, недавно из холодильника, воду с привкусом мандарина, а Ситифан терпеливо ждал.

– Так вот, – продолжил рыбак, когда Таонга поставила стакан обратно на тумбочку, – времени таиться больше нет. Пока доктор занимался тобой, я поговорил с Таонгой, она рассказала мне об этом… Фаике. И выглядит всё это хреново. Шайтан его знает, конечно, кто именно в тебя стрелял, но очень вероятно, что это поручили кому-то из Ордена Верных. Хорошо, что он оказался криворуким дураком и тебя только ранил, но в следующий раз может так не повезти.

– Он шёл за мной… почти от дома, – проговорил Салах, – как они нас нашли?

Ситифан только пожал плечами.

– Как-то нашли. Мы сходили к вам домой – все вместе, даже я доковылял. Перенесли весь ваш хлам на «Грифон». Давай забудем все обиды. По одиночке нам не выбраться.

Салах кивнул.

– Где мой наладонник? Мне должны были писать… от Амина.

– И о наладоннике, – тут же отозвался Ситифан, – он рядом с тобой, в тумбочке. Мы не смотрели, кто там тебе писал. Но есть немалая вероятность, что нашли тебя именно по нему. Кто – шайтан его разберёт. Но другого объяснения я не могу придумать.

– Это не Фаик! – тут же вмешалась Таонга. – Он точно не мог это сделать, ведь это значило бы и для него…

– Может, и не Фаик, – Ситифан пожал плечами, – а может, как раз и он. Я знаю, что о нём говорят в Марсале. Его считают хорошим человеком – и ваши, и наш народ. Но если бы надо было доверить ему свою жизнь… я бы этого не делал.

– Дай мне наладонник, – голос постепенно возвращался Салаху, и ему уже не казалось, что он выхаркивает слова с комками крови и нервов, – дай мне его. Хочу посмотреть, что мне писали. Сколько я здесь?

– Ранили тебя вчера, – пока Таонга возилась у тумбочки, Ситифан продолжал говорить, неторопливо отмеряя арабские слова, – мы сразу поняли, что пора делать ноги. Нашли хорошую больничку в Монастире, перевезли тебя как-то – ильхамдулиллах, ты не помер при перевозке, хотя казалось, было близко. Здесь тебе обработали раны и что-то вкололи. Спал ты часов четырнадцать, сейчас утро вторника.

Таонга наконец нашарила наладонник и подала его Салаху. Он обнаружил, что может принять его только левой рукой – при попытке поднять правую в плече как будто скрежетали ржавые шарниры, и от этого чувства на глаза наворачивались слёзы – неловко взял устройство и выругался сквозь зубы, поняв, что одной рукой не сможет и держать его, и перелистывать окошки разговоров.

– Я тебе помогу, – тут же отреагировала Таонга и, быстро поднявшись, обошла кровать, уселась рядом с ним на корточки.

От неё исходил лёгкий запах табака и кофе из автомата, Салах видел, что глаза женщины были уставшими и покраснели, как после бессонной ночи. Она подхватила наладонник и ткнула пальцем, чтобы не дать экрану погаснуть. Салах медленно начал перелистывать окошки разговоров. Их было совсем немного – на этом устройстве у него и контактов-то раз-два и обчёлся. Вот пустое – выметенное «метёлочками» – окошко разговора с «Амином», а вот… вдруг что-то неприятно укололо где-то внутри. Его разговор с Абдулом. Тот не удалил его, как обычно.

– Ты увидел что-то? – от Ситифана, видимо, не укрылось выражение лица Салаха. – Тебе кто-то писал, с кем ты раньше не разговаривал?

Салах прикусил губу, неловко тыкая левой рукой в экран. Говорить этому назрани о всех их делах не хотелось, и всё же Ситифан был прав. Абдул написал ему, не поставив чат на автоудаление, они говорили, а потом… его выследили. Нет, от одного разговора и так быстро бы это не получилось, но ведь они общались с Абдулом и до этого, несколько дней подряд… Старина, рафик, мы с тобой столько дел провернули вместе, неужели ты ссучился? Или просто не знал и подбросил «якорь» случайно? Или это вообще был не Абдул, а, скажем, «Амин», как бы этого богатого хлыща ни звали на самом деле. Бара наик, старина, ну