Дан – Футболист. Золото - Алексей Лапышев

Проходит еще несколько минут и матч заканчивается, а у меня мысль:

— Я ошибаюсь или и правда, испанцы не нанесли ни одного удара по нашим воротам? — И понимаю. — Похоже правда, так и есть. И такое бывает, это футбол, тут все бывает. —

Мы уходим, испанцы тоже, а табло остается и на нем горит итоговый счет матча:

* * *

* * *

* * *

— Оля, Оля. Что же с тобой приключилось? — Думаю я вспоминая все произошедшее.

А все так хорошо начиналось:

* * *

Примчался после матча, на крыльях любви, как говорится. Забрал мою милую блондинку и повез гулять. Ну сперва гулять, а позже и все остальное.

У нас то чемпионат почти закончен, все ответственные матчи уже сыграны. Осталось всего три игры в чемпионате, ни на что уже не влияющие и все гуляем. Мы уже выиграли все в этом сезоне.

Кубок и Чемпионат Страны, вышли в весенние раунды Кубка Страны и Кубка Обладателей Кубков. Сборная с первого места, выиграв все матчи вышла на Евро-88.

Остался один трофей в принципе, ради него я и буду играть те самые три матча. «Золотая Бутса» лучшего бомбардира клубных Чемпионатов Европы. У меня после двадцати семи матчей тридцать четыре мяча. И, по моим выкладкам, чтобы взять заветный трофей, мне надо в оставшихся трех матчах забить не меньше шести мячей.

Статистика показывает, что сорок голов за сезон это 90% гарантия получения «Золотой бутсы». Будем стараться.

И на волне этих весьма радостных мыслей я как-то не обращая внимания на пасмурный вид Оли.

Сперва она еще держалась, а потом, как добрались до дома, началось.

Слезы, обиды, упреки. Хлопок дверью и ушла.

* * *

— И главное не понятно, в чем причина и что теперь делать? — Думаю я, каким-то омертвевшим взглядом глядя в окно.

А там ночь и снова один.

И новая порция размышлений:

* * *

Звонить, звать кого-то из остальных? Не вариант, как-то не правильно. Сперва надо разобраться. А в чем? Что причина, она ведь ничего не сказала. Как-то все это что-то мне напоминает. Тогда конечно не было никаких слез, точно так же совершенно непредсказуемо и беспричинно, даже бессмысленно как-то.

Просто раз и рубанула

Два и ушла, ничего не объясняя.

Три и жизнь наперекосяк, надолго и без вариантов, причем похоже у всех, в этой истории.

Прям как сейчас.

Нехорошее дежавю.

* * *

— Но, я тогда сделал ошибку, я не стал выяснять. Я послушал девчонку. Не в плане того, что отпустил, нет. В плане того, что попросила не спрашивать и я послушался. Я не могу насильно задержать, я не стану унижаться и уговаривать. Я не могу и не буду переступать через себя, как бы не было больно. Но я должен разобраться и понять причины, чтобы потом, через двадцать лет не сходить с ума от непонимания. — Думаю я, хватаю куртку и на улицу.

Проветрится, пройтись до Олиного дома и может быть поговорить.

— Хорошо, что сейчас не лето. — Понимаю я, уже идя по улице между типовых пятиэтажек. — Прохлада хоть немного освежила мозги и я начинаю, что-то понимать. Я кажется обмолвился при ней о своих планах после Чемпионата Европы и она видно подумала, что ей в них нет места. Она не поняла, что это планов нет, без любой из них. Я пока не совсем понимаю, как их оставить рядом с собой? Но я не готов к расставанию, я вообще против него.—

Дошел, вот и знакомый дом, знакомая скамейка и знакомая фигурка на ней.

— Олька, тоже не пошла домой, тоже думает. — Вижу я и подхожу к ней

С каждым шагом, я все явственнее понимаю, как она мне дорога. Невозможно, нереально дорога.

А она сидит какая-то потерянная и тихо плачет, из-за меня, плачет.

В этих дорогих глазах, сейчас слезы, эти сладкие губы сейчас кривятся в тщетной попытке сдержать рыдания. Это милая грудь содрогается от еле сдерживаемых всхлипов.

И мысль, совершенно неуместная сейчас:

* * *

Может и тогда так было? Я просто не видел. Олька-то, тоже при мне держалась, а сейчас вот нет, совсем не держится.

Может и тогда?

И получается, просто я не дотянул?

Не знаю. Но сейчас это уже не важно.

Сейчас важна она и мы. Надо решать здесь и сейчас.

* * *

И я подхожу и просто обнимаю ее.

И мысли:

* * *

Это ведь так просто?

Просто обнять, просто прижать, просто выслушать и если надо постараться заставить сказать, озвучить причину.

Ведь если не понимаешь за что, то как с этим бороться?

* * *

А она не выдерживает, приживается ко мне и горько плачет, раня мне душу.

— Ты что милая? Что случилось? — Спрашиваю я и обнимаю свою милую Олю, у которой уже знаю, каждую черточку, тела и характера, и получается, что ничего не знаю

Она поднимает на меня глаза, а в них слезы, пытается что-то сказать, но не может, рыдания душат.

— Подожди милая, любимая. Подожди. Просто посидим, помолчим. — Прошу я ее и она слушается.

Я сажусь на скамейку, она перебирается ко мне на колени и мы затихаем в этом странном состоянии обмена теплом, и жизнью.

Мгновение, длиною в несколько минут. Она молчит, но и рыдания постепенно затихают, ворочается, устраивается поудобнее.

— Значит успокаивается, раз задумалась о комфорте. — Понимаю я и еще крепче прижимаю ее к себе.

А она снова поднимает на меня глаза, свои изумительные синие глаза. Я просто купаюсь в ее взгляде, в искрящейся нежности. Она уже не плачет, хотя глаза по прежнему мокрые.

— Но это легко поправить. — Думаю я и целую ее невозможно, просто не реально красивые глаза.

Потом улыбаюсь и говорю:

— Соленые.—

Она не понимает и переспрашивает:

— Что соленые?—

— Слезы твои соленые, а любовь горячая. Не буду говорить о том, какой вкус еще у многого интересного? А то может подзабыл немного, надо повторить и вспомнить.—

Она наконец смеется мне в ответ и я облегченно вздыхаю, произнося все с той же улыбкой:

— Ну вот и хорошо, злостная захватчица изгнана, и вернулась моя любимая Оленька. —

Она снова смеется и подставляет губы под