Негасимое пламя - Наталья Романова

– Здравствуй, – она изогнула в улыбке алые губки, заправила за ухо выбившийся из косы локон. – Отчего б не сплясать?

Для танца не нужно много умения. Рёв пламени и разудалый посвист дудок заглушают все прочие звуки; чужие лица вокруг смазываются, искажённые раскалённым маревом. Зорица – ловкая плясунья, ничуть не сбилась с дыхания, хоть и раскраснелась от жара. Яр без труда поспевал за нею. Пойдёт она с ним от костров?..

– Говорили, Мал тебя поколотил на днях, – Зорица смешливо сощурилась. – Правда, что ли?

– Он меня, а я его.

– Да как же? На тебе ведь ни ссадинки…

– Вот так и поколотил.

Она рассмеялась – словно зазвенел серебряный колокольчик.

– Ладно ты пляшешь, Яр-горожанин.

Настала его очередь лукаво усмехаться.

– Я не только плясать горазд.

Она вспыхнула, отвела взгляд. Не отпуская его руки, бросила куда-то в сторону быстрый взгляд, несмело посмотрела из-под ресниц.

– А что, взаправду я тебе люба?

Яр ласково ей улыбнулся.

– Взаправду.

Зорица охнула, зарделась. Взвизгнули свирели, кончая плясовую; Яр нехотя отпустил тёплые девичьи ладони. Замысловатый рисунок танца увёл Зорицу дальше вдоль пёстрой вереницы празднующих. Это ничего. Пляска кончится, наступит передышка, и он вновь легко отыщет её в пёстрой толпе…

Отыскал. Длинная коса, сверкающая в огненных отсветах, как красное золото в лучах солнца, мелькнула у самого края луговины. Заливисто смеясь, Зорица бежала прочь с празднества; за руку её вёл Мал. На скуле у охотника так и красовался лиловый синяк. Кто-то ухватил Яра за плечо, потянул к огням, в пляску. Он высвободился сердитым рывком. Несмотря на свирепый жар от костров, на сердце стало холодно.

Он ушёл с праздника рано, один, никем не замеченный. Отпер пустой дом, забрался под крышу, где под связками сухих трав была устроена для него лежанка. Не шёл ни хмель, ни сон. В тишине слышно было, как вдалеке угасает понемногу праздничная ночь, потом – как топочут внизу домочадцы. Лишь под самое утро, когда непроглядная темнота сменилась предрассветным сумраком, Яр забылся беспокойной дрёмой. В душном забытьи чудилась ему Зорица; она улыбалась, укоризненно качала головой и говорила:

– Не много ли просишь, волхв?

Разбудил его многоголосый шум, доносившийся с улицы. Пригибаясь под низким скатом крыши, Яр подобрался к прорубленному в стене оконцу. Деревенские – кто стоял на ногах после празднества – сгрудились у ворот. Причиной всеобщего волнения оказался всего лишь рябиновский сокол, возвышавшийся среди зареченцев, как сторожевая башня среди домов. Принесла нелёгкая с утра пораньше… Яр вздохнул и прикрыл глаза, пытаясь унять поселившуюся в висках боль. Он не был пьян; здешнего питного мёда, чтобы ударил в голову, надо выхлебать целый бочонок. Лучше бы виновато было похмелье. Никого не хочется видеть. Сокол ведь сам преспокойно справится. Опасной враждебной нежити в полях больше нет, остальное прожжёный плут сделает за милую душу…

– …Гляди, добрый человек, гляди!

Слуха коснулся скрипучий голос Ругола. Этот-то чего подхватился в такую рань?

– Гляди! – настойчиво повторил бортник. – Как блестит-то, а? Да разве ж бывает такое золото? Восьмеро богов мне в свидетели – колдовское оно! Злое!

Яр шёпотом выругался сквозь зубы. Каков идиот! Здесь ведь никто никогда не видел золота той чистоты, какой штампуют слитки в чужом мире… Чем оправдаться? Сказать, что купил в Гориславле? Принёс с собой из далёких краёв? Нашёл где-нибудь в благословенных богами землях?.. Или, может, попросту внушить соколу, что Ругол перебрал на празднике и порет чушь?

– Крамолец он, – сумрачно подхватил другой голос. Хорь. Привратник, пришлый калека, которого Яр проведывал время от времени, чтобы снять ему боль от хромоты. – У них, пёсьих выродков, у всех глаза такие… Уж я в Летице навидался, знаю…

– Я его давеча в дальних полях видал, – а это Мал. Сами собой сжались кулаки: врёт, гад, не мог он ничего видеть! – Куда ты, добрый человек, ходить не велел. Всё выглядывал что-то, выискивал…

Через весь чердак Яр метнулся к лестнице. Добрался до своего тайника, вытащил рюкзак, забросил за спину и затянул покрепче лямки. Если вдруг всё уляжется, он попросту вернёт вещи на место. Если нет… Удары сердца гулко ухали где-то в горле. Против толпы он ничего не сделает. И ведь с чего им на него злиться? Пусть деревенские и не знают о его тихой помощи, но ведь дурного он никому не делал…

– Яр! – Зима, босая, простоволосая, стояла на пороге, щуря утратившие цвет глаза. – То что же?.. Али стряслось чего? Так ты скажи, братец, вместе-то сдюжим…

Конечно, чтоб сокол ещё и её вместе со всей семьёй на костёр отправил! Самому-то сбежать – раз плюнуть, а вот с роднёй как быть? Их тут теперь со свету сживут… Яр медленно выпрямился, поймал сестрин взгляд. Она ведь ему поверила. Она ему помогла, хоть и знала, на что идёт…

– Не братец я тебе, – отчётливо проговорил Яр. Чары сплетались легко, привычно; сколько лжи он уже вложил вот так в мысли соседям и землякам, чтобы уцелеть самому… – Твой брат давно умер. Я тебя обманул. Все ведь знают, какие крамольцы лживые…

Зима глядела на него непонимающе. Противилась волшбе, незримым кружевом оплетающей ей виски. Не хотела так запросто отказываться от своей веры.

– Я тебе не родич, – с нажимом повторил Яр. От собственных слов что-то плавилось внутри, как сталь в кузнечном