Фантастика 2025-185 - Дмитрий Львович Казаков

И действительно, Мэй явно искала встречи с приятелем, и аппаратура психоконтроля даже отметила несколько раз слабые всплески ментальной активности воспитанницы, но ничего из ряда вон выходящего не произошло. И вот теперь…

В дверь кабинета постучали.

— Войдите! — бросил господин директор, барабаня пальцами по столу и подбираясь, словно кот перед прыжком.

С первого взгляда на вошедшего в его кабинет воспитателя директору стало ясно — случилось нечто экстраординарное. Глаза воспитателя горели, а движения были суетливыми и порывистыми.

— Присаживайтесь, — директор жестом указал на кресло. — Что там у вас?

Воспитатель сел и положил на стол пачку распечаток. Он заметно нервничал — уронил одну из бумаг на пол, поднял, положил и тут же уронил другую.

— Успокойтесь, — холодно сказал господин директор, — и доложите коротко и внятно.

— В соответствии с методикой сопоставления, — похоже, воспитатель взял себя в руки, — мы проверили информацию обо всех странных событиях и явлениях, имевших место за прошедшие сутки в радиусе тысячи миль от Приюта.

— И? — господин директор вопросительно поднял бровь.

— В 03.42 в двухстах сорока милях от побережья произошла авиакатастрофа. В море упал пассажирский самолёт. Просто упал — камнем. Последнее сообщение с борта лайнера выглядело совершенно бредовым, а потом связь оборвалась. Радары проследили очень быстрое снижение — а попросту говоря, падение, — самолёта почти до самой поверхности океана. Что случилось на борту — неясно, поиски обломков и «чёрных ящиков» пока не дали никаких результатов. Но вот что примечательно, — воспитатель зашуршал распечатками, — вы сравните время! — и он протянул господину директор один из листов.

Тот быстро пробежал глазами аккуратные строчки текста и поднял глаза.

— Невероятно… Минута в минуту — таких совпадений не бывает. Лайнер начал падать сразу же после того, как наша Мэй пережгла своим мысленным импульсом электронику слежения! Господи боже мой… — прошептал господин директор, никогда не отличавшийся повышенной набожностью. — Если эта девчонка может сбивать самолёты на расстоянии в сотни миль, то это… это… Но зачем?

Воспитатель только пожал плечами, но директор и не ждал от него ответа.

— Значит, так, — распорядился он. — Изолировать. Немедленно. По высшей категории.

— Бункер?

— Бункер. Но обращаться с девочкой предельно осторожно и бережно — она стоит всех драгоценностей человечества! Вы меня поняли? А я сообщу в Центр — пусть решают, что с ней делать дальше.

Его подчинённый торопливо кивнул и поспешно покинул кабинет, а господин директор повторил, оставшись один и рассеянно глядя в окно:

— Господи боже мой… — И добавил, обращаясь к самому себе. — Кто же они, эти дети-индиго, и что они нам принесут?

* * *

Голова ещё кружилась, но никаких других неприятных ощущений не было.

Мэй помнила сладковато-удушливую волну, затопившую её с головой, как только она вошла в свою комнату, потом был тёмный провал, а потом — потом она очнулась. Уже здесь, в этой залитой неярким светом комнате без окон, но с диваном, столом, двумя мягкими креслами и выгородкой санблока в углу.

Она отнюдь не собиралась биться в истерике — наоборот, её сознание работало чётко и спокойно. «Аппаратура отметила мой мыслекрик, — размышляла девочка, — и воспитатели встревожились. Из этого в первую очередь следует, что мой сон вовсе не был сном, и что я действительно сделала то, что сделала. И перетрусившие экспериментаторы упрятали меня сюда».

Мэй привычно потянулась трепещущими нитями сознания к окружавшему её миру и тут же отдёрнулась, словно от ожога. Всю комнату окутывало покрывало мощного силового поля — теперь Мэй видела это поле, похожее на плотную серебристую паутину. И ей, Мэй, не выйти отсюда, пока это поле активно. Стоит только окунуться в серебряные нити, как она потеряет сознание — если не хуже. Через поле не пройти, и даже мысль сквозь него не пробьётся. Хотя… Хотя это мы ещё посмотрим — поле-то не сплошное (по крайней мере, таким оно выглядит). А раз так, то можно попробовать отыскать какую-нибудь узенькую щёлочку… Ничего, что через щёлку не пролезть — она ведь не мышка, — зато она сможет…

«Надо позвать Хайка, — назойливо стучало в голове девочки, — надо позвать Хайка». Она даже не задумывалась, чем он сможет ей помочь (и сможет ли вообще хоть что-нибудь сделать) — Мэй просто хотела услышать голос друга.

У неё никогда не было друзей, и никогда она не испытывала ни к кому искренней привязанности. Дети откровенно побаивались и недолюбливали Мэй, а родители… И вдруг этот кареглазый мальчишка, смуглый и темноволосый, всего за несколько дней стал для неё самым близким человеком. Она даже поймала себя на мысли: «И как это я раньше жила, не зная Хайка?» и немного испугалась — что это с ней? Но всё равно — ей было тепло оттого, что этот мальчишка есть, что он рядом, и что он так на неё смотрит.

И Мэй начала осторожно и терпеливо отыскивать заветную щёлочку в серебряной паутине. Несколько раз она обжигалась, морщилась, шипела от боли (интересно, что об этом подумали наблюдающие за ней стражи? — в том, что за ней непрерывно следят, Мэй не сомневалась), но упорно не оставляла своих настойчивых попыток. И в конце концов, у неё получилось. Хайк не ответил, однако Мэй была уверена — друг её услышал. Она не смогла бы объяснить, откуда у неё такая уверенность, — она просто знала, что это именно так. А раз так, то теперь всё будет хорошо — непременно.

С этими мыслями она залезла с ногами на диван, свернулась калачиком и незаметно уснула — сказалось напряжение, в котором девочка пребывала все последние сутки.

Проснулась Мэй от ощущения тревоги и сумятицы, охватившей всё вокруг. В Приюте явно что-то происходило, хотя сюда, в эту таинственную комнату, не доносилось ни звука. Поняв это, девочка сосредоточилась и стала ждать — ждать того, что вот-вот произойдёт.

* * *

Дежурный у главной двери был внимателен и собран. Его предшественника сняли с поста за непонятную халатность — он зачем-то по собственной инициативе отпер входную дверь, и в эту дверь выскользнул один из воспитанников, странным образом незамеченный до этого системами наблюдения Приюта. Охранник отнюдь не собирался повторять ошибку своего предшественника, — догадываясь, каким будет наказание, — и относился к своим обязанностям предельно добросовестно. Но дежурный не мог и предположить, что никакая добросовестность ему уже не поможет.

Толстенная входная дверь на глазах у изумлённого охранника вспучилась, потекла, и прямо в лицо человеку в стеклянном кубе устремился поток рычащего красного пламени — бронестекло не стало серьёзной