Скопа Московская - Борис Владимирович Сапожников

— Навались! — кричал князь Иван. — Ещё раз! Вперёд!

— Алла! — поддерживал его Кан-Темир, который стал уважать бея урусов за его лихость в бою. — Алла! Алла!

И они вместе рубились с панцирными казаками, но никак не могли прорваться к коням. А после в сражении наступил перелом. И решили его исход, конечно же, крылатые гусары.

[1]Ясырь (тур. esir — узник войны, от араб. أسير ['асӣр]) — пленные, которых захватывали турки и крымские татары во время набегов на русские, польские, валашские, молдавские земли, а также калмыки, ногайцы и башкиры во время набегов на оседлые поселения Поволжья, Урала и Сибири с XV — до середины XVIII века.

* * *

Высшие магнаты и сам король держали своих коней не в общем табуне. Нечего там делать кровным жеребцам да дорогущим аргамакам. А ну как конюхи недоглядят и те подерутся, покалечат друг друга, а ведь каждый стоит не меньше сотни дукатов золотом. И это далеко не лучший из коней. Потому их держали при себе, и это решило исход боя.

Ян Пётр Сапега, чей конь, как и кони его товарищей по хоругви, стояли в не общем табуне, не стал кидаться на татар с саблей, выскочив из походного шатра. Он велел слугам одевать себя в доспехи, и товарищам приказал как можно скорее готовиться к бою. Тут же отправил пахолика на резвой кобыле к королевскому шатру, и тот умчался прямо как был в исподнем. Некогда одеваться, плевать, в каком виде он перед королём предстанет, куда важнее, что рядом с его величеством стоит отборная хоругвь Балабана, и гусары его, конечно же, держали своих боевых коней также отдельным табунком под присмотром пахоликов и слуг. Бить надо вместе с ними, собрав в кулак как можно больше сил. Только так можно быстро опрокинуть набежавших татар, пока те не прорвались к главному табуну. Уведут коней, и от похода можно отказываться, Сапега понимал это ничуть не хуже польного гетмана.

Закованные в сталь всадники атаковали ворвавшихся в лагерь татар. Даже без таранного удара им удалось опрокинуть разрозненные силы врага. Не встречая до того особого сопротивления, татары занялись любимым делом — грабежом, и не были готовы принимать удар. Их либо рубили, либо просто сгоняли, не принимая боя татары спешили убраться подальше, иногда пуская стрелы из луков, правда с безопасного расстояния. А это почти не могло повредить закованным в сталь, словно рыцари прошлых столетий гусарам. Наконечники стрел лишь бессильно чиркали по броне да иногда оставляли царапины на конской груди или морде. Скакуны фыркали от боли, однако направляемые железной рукой всадников несли их дальше — к следующему врагу.

Тут к делу подключились и казаки со стрельцами, венгерские гайдуки, сколько их ни осталось в армии Сигизмунда. Они начали давать отпор потерявшим веру в себя, разрозненным силам татар. Немецкие наёмники Вейера алебардами стаскивали татар с сёдел, валили на землю и тут же убивали. Быстро и жестоко, без жалости. Мстили за страх, которого натерпелись в первые минуты сражения. Палили по татарам из-за шатров и палаток, какие ещё оставались в стане. Наваливались, как говорится, всем миром, хватали за руки, не боясь острых сабель, что рубили руки тянущиеся к ним и неосторожно подставленные головы. Стаскивали на землю и приканчивали. Без жалости. Бывало что тут же рвали на куски визжащих от боли татар окровавленными руками. Когда доходит до жестокого съёмного боя люди порой бывают пострашнее любого зверья.

Гусары же, выйдя из лагеря, разбились на привычные хоругви, товарищи становились рядом, узнавая друг друга или окликивая негромко, чтобы враг не проведал. Пускай в считанных десятках шагов от них шёл бой, гусарские хоругви строились без особой поспешности. Все понимали — надо бить кулаком, а не ладонью с расставленными пальцами, и потому слушали хорунжих и просто старших товарищей, сбиваясь в плотный, колено к колену, строй.

— Ну, панове, — выдал Сапега, увидев почти идеально ровный строй гусар, — с Богом! Вперёд.

Он ехал в первом ряду, не взяв гетманской булавы, которую по совету старшего кузена запрятал куда подальше. Спорить с Жолкевским пока не время, сейчас надо выступать единым фронтом, демонстрируя в первую очередь свою лояльность королю. Именно его августейшая персона спаивает воедино два войска — бывшее калужского самозванца, которого после смерти его величество признал своим братом и сыном московского тирана Ивана, и армией самого короля. Потому-то Ян Пётр Сапега ехал сейчас верхом на аргамаке с копьём в руке, словно простой товарищ, показывая всем, что он не лучше прочих и на гетманскую булаву, которой владел при калужском самозванце, более не претендует.

— Рысью! — выкрикнул он, и за сотню конских шагом сборный отряд меньше чем из двух гусарских хоругвей перешёл на рысь. — Пики к бою!

И несколько сотен страшных гусарских пик опустились для атаки. Скачущие в третьем ряду гусары изготовили к бою концежи. Им пиками врага не достать, у них для этого своё оружие. А следом, без команды, все разом кольнули коней шпорами или толкнули коленями, пуская в галоп.

Страшен удар гусарии. И нет от него спасения, особенно когда он приходится во фланг и тыл. Пики сметали татар с сёдел, ломались под их весом и всадники бросали их, тут же хватаясь за концежи и сабли. Войско Кан-Темира развеялось, будто дым под ураганом, растаяло словно кусок сахара во рту. Татары валились под ударами пик, под саблями и концежами. Они не приняли боя с во много раз меньшими числом гусарскими хоругвями, предпочли разбежаться, ринулись к реке, чтобы убраться на тот берег, отгородившись ею от гусар. Гусары не погонят своих дорогущих коней в воду, где те могут запросто и ноги переломать.

— Уходим! — сорвав голос, кричал Кан-Темир. — За реку! За реку!

Никто уже не думал о ляшских конях, о добыче, о ясырях. Теперь бы самим ноги унести.

Однако гусары, которых вёл Ян Пётр Сапега, не собирались дать татарскому мурзе и лучшим его нукерам сбежать. Словно нож сквозь масло прошли они через рассыпающееся войско Кан-Темира и врезались в нукеров мурзы и выборных дворян князя Ивана. Бой был недолгим, но яростным. Нукеры с выборными дворянами приняли удар на себя, давая ценой своих жизней время князю и мурзе убраться подальше.

Сам Сапега, ловко уродуя копьём, которое сумел не сломать, рвался через них к заветной добыче. Он хотел пленить богато одетого татарина или не уступавшего платьем и доспехом московита. Знатные пленники, которых