Дом - Оксана Геннадьевна Бутузова

пятно — мой последний дом, стремительно нарастающий и готовый разделаться со мной без сожаления. С ним мне не справиться, наши силы слишком неравны, и я тупо смотрю, как растут передо мной его силуэты. Но чем ближе он становится, тем отчетливее я понимаю, что, оказывается, дом-то пустой. Что сложен он не из кирпичей, а из осенних листьев, гонимых ветром. Потому так быстро движется он и накрывает меня своим листопадом, даже не задевая, и я прохожу сквозь стены, а он все летит…

Разбудил телефон. Саша интересовался, как я спала.

— Все хорошо, кроме снов.

— Сны — явление временное, не обращай внимания. Твоя литература долговечнее. Мы читали, как гремело твое имя далеко отсюда. И книги новые читали. Они гораздо лучше предыдущих, потому что правдивее. Тебе нужно продолжать в том же духе.

Я продолжаю. Чтобы вновь почувствовать тягу к творчеству, пришлось отказаться от всего — от дальних и ближних поездок, на которые тратится море эмоций, от покупок и обновок, от прогулок на яхтах, чревоугодия и гостей, от развлечений вообще. Даже от любви, которая легла на бумагу, да так и осталась там. Перед тем как садиться писать, я стреляю в тире. Тир недалеко от моего дома, и я хожу туда каждое утро вместо зарядки, чтобы обрести твердость руки и точность в мыслях. Потом брожу по комнатам, выискивая всякие мелочи, достойные лечь в основу какого-нибудь образа. Становлюсь бытописателем, у которого все строится на отношении к вещам. Хотя сами вещи меня уже мало интересуют. Я не обращаю внимания на их особенности. Какая разница, какого цвета будут обои в летней спальне, на мои сны это не повлияет.

— У меня завтра генеральная репетиция новой оперы, — сообщает Веня по видеотелефону мне и Саше. Теперь мы можем общаться втроем, не вставая каждый со своего любимого стула. — Вы приедете?

— Завтра заседание совета директоров, на котором меня вероятнее всего изберут президентом. Как я могу не прийти? — оправдывается Александр.

— А ты? — Веня на экране оборачивается в мою сторону.

— Я? — кручу головой на них обоих.

— Или у тебя есть дела поважнее?

— Нет, я приду.

— Я тоже… постараюсь успеть хотя бы к банкету, — заканчивает Саша и отключается.

Как просто: нажал кнопку — и тебя уже нет ни для кого. Ни для людей, ни для событий, с ними происходящих.

Ты погружаешься в свой мир, одомашненный и стократ воспроизведенный в окружающих предметах быта. Дом — это, пожалуй, главная ценность человека, являющаяся одновременно и духовной, и материальной. Только дома он может расслабиться настолько, чтобы выпустить душу из телесной оболочки и позволить ей гулять по комнатам. Все эти тени, мелькающие в поле моего зрения, шорохи, передвигающиеся с места на место вещи, домовые и прочее — не что иное, как подтверждение моего присутствия в доме. Одухотворенность воплощается в нем, и дом для меня по-прежнему первый источник вдохновения.

Он существует внутри и снаружи, точно так же как и искусство, перерабатывающее реальность в образы. Образ любимой чашки с надтреснутым краем, нагретой сковороды, намыленной мочалки, открытой книги. Образ оторванной пуговицы. И если жилище человека служит перевалочным пунктом из материального в духовное, то искусство переселяет его из области созерцания в область понимания. И беспрепятственно наоборот. В чувство оно привносит ум, а разуму сообщает необыкновенную чувственность. Так и строится все истинное на земле из двух начал. Средний род вдохновения, искусства и творчества предопределен слиянием в них мужского и женского, силы и нежности, отваги и испуга, смятения и покоя. Я не вправе обижаться на своих мужчин. Их двое, и они часть меня самой, как две руки, две ноги, два глаза. Мое сердце работает на них обоих, не умаляя ничьих достоинств. Разве можно решить, какой глаз любимее, если они видят совершенно одинаково? Потеря одного болью отзывается на всем организме. Или так — все, что отрывается с болью, то и есть часть твоего тела.

Я прихожу к началу увертюры, в темноте, как преступница, отыскиваю свое место. Веня волнуется за кулисами, вряд ли он меня видит. Сижу, вслушиваюсь в слова арий — за музыкой их не всегда разберешь. Даже не понимаю в конце, что мне так понравилось. Я высказываю свои впечатления только на банкете, когда приходит Александр и мы соединяемся втроем, следуя негласному договору.

— Как все прошло?

— Замечательно! — в один голос отвечаем мы с Веней.

— Жаль, что я опоздал. Но меня все-таки избрали.

Так и живем. Сидим каждый в своем доме, в то время как наши вещи гастролируют по всему свету — Венина музыка, мои истории и Сашины деньги, если это вообще можно назвать вещами. Между собой общаемся больше по видеотелефонам или устраиваем по очереди обеды и ужины, на которых многозначительно молчим. Иногда прорываются разговоры о работе, о неуклонном росте коэффициента и, самые популярные, о наших домах.

— Что бы ты хотела изменить в своем жилище, соответствующее твоему новому жанру мемуаров? — спрашивали меня мужчины.

— Я ничего не хочу менять. Любой антураж принимаю как повод для размышлений. Разве что… интересно было бы посмотреть на летающие дома.

— Фантазерка! — улыбнулся Веня. — Притом неисправимая.

— Какие ж фантазии? — серьезно заметил Александр. — Летающий дом — это самолет. И он скоро у нас будет. Даже три штуки, но небольшие. Тысяч на десять, если считать в коэффициентах.

Так и живем. Ежедневно повышаем свой уровень. Благо еще есть куда, хотя с каждым новым приобретением придумывать, что будет следующим, становится все сложнее. Мужчины изощряются от души — снегоходы и водные сани, собственная миниатюрная электростанция, аэродром и автопарк, в котором несколько десятков машин разного предназначения. Приобретения мало зависят от сезона — зимой можно купить вышку для прыжков в воду, а летом снегоуборочный агрегат. Я тоже не обращаю внимания на время года, лишь на температуру воздуха. И только затем, чтобы выбрать в гардеробе нужное пальто: на 0°, на +1° или -1°C. А платья у меня все одноразовые. Не знаю, существует ли такая вещь, которую мы не могли бы купить.

Дома растут как грибы. Если прежде была комната, то теперь она превращалась в отдельный дом. Отдельная галерея для Вениной коллекции изящных искусств. Сашин оружейный домик. Банкетный особняк, половину которого занимает кухня, а вторую — зал на пятьсот посадочных мест. Футбольное поле и ипподром с конюшнями. Каждый вторник — матч, каждый четверг — заезды. У всех есть любимые лошади и любимые зрители. Последних оповещают письмом на гербовой бумаге с тремя нашими печатями. Петр и Павел стоят