Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

придирчиво её осматривал, будто ожидая, что надпись вот-вот оживёт и пожалуется в партком. Однако ярлык держался надёжно, солидно, внушая уважение даже таким циникам, как сам Конотопов.

У противоположной стены висела огромная карта Европы, испещрённая разноцветными стрелками и пометками. Держалась она гордо, хотя и слегка неровно— правый угол отклеился и печально свисал, словно Польша готова была в любой момент эмигрировать самостоятельно.

Иногда Михаил отрывался от работы и смотрел на карту взглядом полководца, планирующего тайную операцию. Стрелки уверенно указывали пути распространения кассет. Только одна, короткая и нерешительная, ведущая в Албанию, была зачёркнута красным крестом. «Не готовы они ещё к советскому опыту», – ворчал он.

Завершив следующую коробку, Михаил поднял голову, когда дверь распахнулась и вошёл Сергей Петров, выглядевший так, будто только что разгрузил вагон зерна. Несколько секунд он наблюдал за происходящим, затем усмехнулся и произнёс:

– Значит, товарищ Конотопов, теперь мы агитируем за советский сельский быт?

Михаил поднял глаза и бросил на него укоризненный взгляд:

– Не просто агитируем. Мы расширяем культурный обмен, – пояснил он таким тоном, будто занимал должность замминистра культуры.

Сергей с сомнением взял со стола коробку, прочитал вслух надпись и рассмеялся:

– «Агитфильм. Сельские будни и поэтический символизм» – не слишком ли символично?

– В самый раз, – улыбнулся Михаил, поправляя очки и возвращаясь к работе. – Европа устала от формализма и готова к советской искренности.

Сергей подошёл к карте, изучая маршруты, расходившиеся из Москвы словно линии метро:

– А это что за красота – Швеция через Финляндию?

– Через Финляндию ближе, а шведы платят больше, – ответил Михаил скучающим голосом, будто обсуждал маршрутное такси.

– Финны в курсе, что стали перевалочной базой советского кинематографа? – Сергей приподнял бровь.

– Финны всегда были нашими друзьями, – ответил Михаил, тщательно приклеивая ярлык, – особенно за валюту.

Сергей рассмеялся, сел напротив, закинув ногу на ногу:

– А если вскроют? Представляешь реакцию их политбюро?

– В Финляндии нет политбюро, – невозмутимо сказал Михаил, отставляя коробку. – А пока вскроют – мы уже будем в Париже пить кофе и читать прессу.

Сергей задумчиво хмыкнул и спросил серьёзно:

– Думаешь, это вообще сработает? Продадим пару партий, а дальше что?

– Дальше они сами приедут за добавкой, – Михаил выдержал паузу, добавив почти шёпотом, – советский символизм заразителен.

На несколько секунд в кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом очередного ярлыка. Михаил завершил работу и взглянул на Сергея, словно выиграл шахматную партию:

– Ты даже представить не можешь, Серёжа, сколько в мире ценителей советского быта. Люди буквально жаждут в него окунуться.

Сергей развёл руками с видом побеждённого:

– Если что, я просто ремонтирую технику, а сельским бытом заведуешь ты. Потом не говори, что не предупреждал.

Михаил не ответил, продолжив работу с видом мастера, уверенного в значимости каждого своего действия. Сергей ещё раз покачал головой и направился к двери, обернувшись у выхода с притворной тревогой:

– Ты, главное, не увлекайся символизмом, а то ещё за диссидента примут.

Михаил махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Когда дверь закрылась, он снова взглянул на карту и улыбнулся. В его глазах читалась уверенность: если смешать советскую реальность с эротическим абсурдом и символизмом, результат превзойдёт любые ожидания.

Оставалось лишь дождаться звонка из Хельсинки. Пока же были коробки, ярлыки и штампы. Ведь путь к мировой славе всегда лежит через мелочи, а в этом Михаил разбирался лучше всех.

Сергей остановился у двери, быстро огляделся и тихо, почти доверительно заметил:

– Ну, прямо подпольный Госплан.

Михаил промолчал, продолжая педантично оформлять очередную коробку, лишь уголки его губ чуть тронула улыбка. Он давно привык к таким репликам и принимал их спокойно – как профессор, терпеливо выслушивающий наивные вопросы первокурсников.

Сергей взял со стола коробку, внимательно её осмотрел, будто искал внутри что-то запретное, и протянул задумчиво, растягивая слова:

– «Институт агитационного кино»… Звучит солидно. Почти государственно.

– Именно в этом и суть, – спокойно ответил Михаил, не отрываясь от работы. – Солидность – наша главная защита.

Сергей едва заметно усмехнулся:

– А клуб любителей сельского быта – это тоже часть обороны?

– Скорее эстетика, – уточнил Михаил серьёзно, словно объяснял ребёнку музейные правила. – На Западе любят аутентичность. Им хочется увидеть простой и честный советский быт.

Сергей прищурился, пытаясь представить западного обывателя, с ностальгией разглядывающего сельские пейзажи:

– И за это они платят валютой? – спросил он, сдерживая смех.

– Особенно за это, – кивнул Михаил. – Им надоели яхты и особняки. Нужен реализм. Чем реальнее, тем дороже.

– То есть чем правдивее наша агитация, тем выше прибыль? – уточнил Сергей, оценивая перспективы.

– Верно, – подтвердил Михаил, ставя очередной штамп с видом нотариуса на важном договоре. – Советский быт нынче в моде, особенно у тех, кто устал думать.

Сергей снова усмехнулся, качая головой от абсурда происходящего, и отложил коробку:

– Надеюсь, товарищи из КГБ оценили всю серьёзность нашего культурного вклада?

– Более чем, – коротко ответил Михаил, разглаживая ярлык. – Ведь наш экспорт теперь под контролем Первого управления.

Сергей выпрямился и театрально поправил воротник:

– Ну тогда понятно. С Первым управлением агитация приобретает особый культурный смысл.

– Я бы сказал, стратегический, – сдержанно заметил Михаил, глянув на Сергея поверх очков.

Тот не выдержал и рассмеялся, прикрыв рот ладонью, словно опасаясь, что из-за шкафа осуждающе выглянет товарищ Андропов:

– Миша, восхищаюсь твоей способностью любую ерунду представить как государственный интерес.

Михаил пожал плечами, показывая, что просто выполняет порученное государством дело, хотя едва заметная улыбка снова выдала его истинные чувства – тихую иронию и довольство удачной схемой.

Сергей взял коробку, отошёл к карте Европы и с важностью чиновника водрузил её поверх маршрута во Францию:

– Значит, Париж, – произнёс он серьёзно. – Там и будет наш главный офис?

– Париж – в перспективе, – мягко поправил Михаил, продолжая клеить ярлыки. – Сначала Хельсинки. Потом уже возьмёмся за крупные столицы.

– Хитро, – оценил Сергей. – Начать с тихих финнов, потом расширяться.

– Именно так, – согласился Михаил. – Вся Европа будет охвачена советским агиткино, и местные спецслужбы ещё нас поблагодарят.

– За что это? – удивился Сергей.

– За повышение культурного уровня населения, – ответил Михаил серьёзно. – Культурные люди менее склонны к политическим эксцессам.

Сергей помолчал, потом с улыбкой признался:

– Твои аргументы меня окончательно убедили.

– Это хорошо, Серёжа, – одобрительно кивнул Михаил, складывая коробки в аккуратную стопку. – Твои технические навыки пригодятся, когда будем получать Нобелевскую премию за укрепление дружбы народов.

Сергей снова рассмеялся, покачал головой и, направляясь к двери, бросил весело:

– Ты только заранее предупреди, чтобы я успел почистить костюм и погладить галстук.

Дверь за ним закрылась, оставляя Михаила наедине с коробками и картой Европы. В кабинете повисла спокойная атмосфера значимости момента, словно именно здесь сейчас творилась культурная история, пусть и