Фантастика 2025-147 - Юлия Шахрай

Но решившись, он начал сбор ингредиентов. Первой шла Пыльца сумеречной лилии. Её нужно было собирать до рассвета, когда лепестки ещё закрыты, а цветок источает густой, почти незаметный аромат озона и мускуса. Для этого они вышли в предрассветные часы. Андрей шёл, словно на ощупь, но теперь чуть лучше понимал, как слушать тишину – и в этой тишине почувствовал сладковато-медный аромат.

– Цветок прячется от глаз, но тянется к дыханию. Не вырывай – дотронься, и он сам отдаст пыльцу. – Учил его старик. Парень медленно наклонился к цветку, и лилия дрожащими лепестками раскрылась ему навстречу.

Дальше шла Слюна дикого волкоподобного зверя – кхарны. Старик заранее добыл её, прикоснувшись к одному из тотемов охоты, куда кхарна в гневе обмочился. Он высушил её на черепе, и собрал в виде капель, напоминающих жидкий дым, пахнущий горелой сосной и кровью.

– Ты не встретишь его лицом к лицу и не выживешь. Но след его – достаточно силен, чтобы стать частью зелья.

Следом шла Сердцевина корня слепого шепчущего кустарника. Это растение было “глухим и слепым”, но оно слишком явно реагировало на тепло рук. Его корень вырывали не полностью. Только сердцевину, тонкую как волос, которую можно было извлечь лишь в тот самый момент, когда растение "уснёт" от дуновения тумана.

– Она хранит сны зверей. – Пояснял ему старик. – И передаёт их. Так мы свяжем твои чувства с теми, кто чуял мир тысячелетиями.

Затем пришла пора для подготовки алхимического круга. Но в этот раз была новая конструкция. Круг зрения был прямым. Круг слуха зверя – волнистым. Живым. Подвижным. Его рисовали настойкой из золы и сока красных ягод, вокруг клали перья ночных сов (для равновесия слуха), шерсть лис (для хитрости восприятия), кость белки (для быстроты реакции). В этот раз котёл был глиняным, не медным – таков закон для чутких зелий. Глина, дышащая, уравновешивает слишком агрессивные резонансы.

Для варки зелья понадобилась талая вода из верхнего ледника. Она должна была быть необработанной, чтобы не мешать звуку и аромату. И первой в неё пошла сердцевина того самого корня. Вода стала туманной, слегка маслянистой. Следом отправились капли слюны кхарны. Они не растворились, но превратились в тонкие серебристые спирали, плавающие у поверхности. Потом – пыльца лилии. И как только она коснулась воды, вырвался запах – острый, тяжёлый, звериный, от которого у парня даже защипало глаза. А затем наступила пауза. Так как старик остановил варку.

– Теперь твоя кровь решит, примет ли зелье тебя.

Он подал Андрею крохотный обсидиановый нож. Тот, немного посомневавшись, всё же надрезал свой палец и капнул каплю в кипящий настой. Вспышка. Словно чуткий слух озарился молнией. А потом – тишина. Настой потемнел, стал цвета обожжённой меди, но при этом источал странный аромат – смесь еловой коры, шерсти и чего-то первобытного, древнего. Посмотрев на эту реакцию, старик коротко улыбнулся.

– Ты примешь его завтра. На рассвете. В тумане. Тогда поймёшь, как слышат охотники с севера. И как нюхают “правду” южные шакалы…

Рассвет пришёл в долину бесшумно, как вороватый кот, ступающий по склонам на мягких лапах утреннего тумана. Небо отлило сталью, и только где-то в вышине, над горным хребтом, заполыхал тусклый, выдохшийся янтарный свет. Андрей сидел на коленях перед котлом, в центре алхимического круга, обведённого следами ночных зверей, перьями и обугленными камушками с горных гребней.

Перед парнем в чаше из чёрного обсидиана сейчас колыхалась жидкость цвета выгоревшего медного мха. Она тихо пульсировала, как живая, излучая тошнотворный, но при этом притягательный запах. Который включал в себя своеобразную смесь мокрого меха, влажной коры, гари и далёкой грозы.

– Пей. Сейчас воздух откроется тебе, как шкура. Мир поднимет веко. Но только на миг. – Глухо произнёс старик, отступая за пределы круга. Андрей ничего не ответил ему. Лишь глубоко вдохнул и медленно поднёс чашу к губам. И, надо сказать, что первые глотки были… Странными… Эта жидкость обволакивала рот не как вода, а как густой пар или плотный дым, просачивающийся прямо сквозь зубы. Внутри она будто скользила по горлу, обжигая не теплом, а звериной дикостью. Внутри его тела сразу что-то… Зашевелилось… Сначала – под кожей. Потом – в ушах, где затрещало, как в грозовом небе. Затем – в носу, куда ударил настоящий порыв тысячи запахов, вспыхнувших один за другим. Всё это было настолько резким, что Андрей даже зажмурился, дёрнулся… и открыл глаза уже в новом мире.

Он больше не слышал тишину. Вместо неё – шепот травинок, изгибающихся под невидимым давлением росы. Сквозь стволы деревьев пробивались вибрации мышей, перемещающихся в своих норах. От воды исходили серебристые волны, мягкие, но ритмичные, как дыхание спящей реки. Где-то вдалеке скрипнула сосна – и он услышал, как у неё лопнул один из внутренних волокон. С неба донёсся взмах крыльев совы, исчезающей над долиной, и этот взмах был, как удар ветра в лицо.

А запахи… Запахи стали настоящими словами. Камень пах холодом, сухим и упрямым. Даже старик… Чем-то терпким настоем горных трав и чем-то… Почти звериным, древним. Воздух над водой хранил плоть рыбы, упавшую с когтей хищника ночью.

И тут Андрей почувствовал себя – всего покрытого резонансом. Каждый вдох словно вибрировал внутри. Лёгкие стали слишком чувствительными. Кожа – тонкой. Сердце – слишком громким. Он слышал собственную кровь, как поток, бегущий через пещеру. Слышал, как внутри судорожно сжимаются волокна мышц, как зудит нерв в левом плече, как дергается желудок после алхимического жара. Он опустился на четвереньки, тяжело дыша.

– Хватит… хватит…

Старик уже был с ним рядом

– Ты жив. Это хорошо. – Старик стоял рядом, подал ему чашу с другим настоем – охлаждающим, травяным. Который Андрей, дрожа, судорожно выпил. Только тогда мир чуть “приглушился”. Но парень всё ещё мог слышать жужжание мух в листве за двадцать шагов. И чувствовал, что в воздухе над долиной пронеслась тень чего-то чужого, оставив запах смолы и злобы.

– Теперь ты понял? Охотник не может быть слеп, но и не должен видеть всё сразу. Убивает не тьма, а именно перегрузка.

Андрей кивнул, чувствуя, как по спине катится пот, и как под рёбрами всё ещё живёт зелье – шевелится, как чужой зверь.

………..

Вечер опустился на долину мягко, но ощутимо. Тени стали плотнее. Воздух – тяжелее. Ощущение приближающегося напряжения росло, как накатывающая волна. На специально расчищенном