Фантастика 2025-147 - Юлия Шахрай

– Смотри…

Старик медленно провёл руками в воздухе, словно вскрывая невидимую завесу. Его ладони оставляли за собой едва заметные волны в пространстве, как будто воздух стал вязким и податливым.

– Когда ты открываешься, ты впитываешь. Всё. Радость, боль, страх, тоску. А если их слишком много – ты не выдержишь. И утонешь… в чужом.

Он указал на грудь Андрея:

– Ты – как родник. Но если сверху льётся море – он захлебнётся.

И потом, не торопясь, начал показывать первый Контур Закрытия – особую дыхательную и энергетическую форму. Плавное движение плечами. Лёгкий выдох. Руки складываются над сердцем – будто прячут жар. Круг замыкается. Он двигался не для красоты. Он перенаправлял потоки, как плотина, что удерживает силу внутри. Андрей повторяет Сначала – неуклюже. Ладони дрожали. Мышцы – будто не слушались.

Но он чувствовал, как при каждом повторении его “поры” – те самые энергетические окна – сжимались, закрывались. Как шумы мира стихают, будто в комнате стало меньше голосов. А потом – тишина. По-настоящему. Ни чужой боли. Ни тоски зверей. Ни глухого стука обид и тревог, что шли через землю.

– Это и есть – первая броня. Не из стали. Из тишины. Не от мира… а от себя самого. От того, кто впускает слишком многое. – Сказал старик, садясь обратно.

– Помни. Чужая боль – как яд. В ней можно захлебнуться. Но из неё можно сделать лекарство. Если умеешь сохранять тень огня, но не сам огонь.

Он показал, как отделить своё чувство от чужого. Вдох – мягкий. Выдох – с мысленным барьером, который отсекает лишнее. Касание ладони к груди – словно ты закрываешь дверь, оставляя снаружи бурю.

Урок закончился, когда солнце уже коснулось макушки деревьев, и Андрей снова сел у воды. Мир был всё тот же. Но теперь внутри него был щит. Тонкий, как шелк. Но надёжный, как сталь. Его чувства больше не рвали его изнутри. Он слышал, но не захлёбывался. Сочувствовал, но не терял себя. И тогда он почувствовал её. Ту слабую, дрожащую ноту боли… Маленькое, потерянное существо, раненое и испуганное. Лисёнок. Где-то среди камней. Ему было больно. Но теперь Андрей мог это принять – и не сломаться.

Боль звенела, как тонкая серебряная струна. Её нельзя было услышать ушами – но стоило Андрею закрыть глаза и сосредоточиться, как тень этой боли вновь вспыхнула в его сознании, где-то в левой части долины, за выступом скалы, в зарослях тёмных кустарников.

Он поднялся с камня, даже не оборачиваясь. Старик даже не шелохнулся. Лишь коротко кивнул, будто уже знал. Андрей шагал тихо, бережно наступая на мох и траву, чувствуя, как воздух вокруг уплотняется, становится плотным, как вода. Природа будто следила за ним – осторожно, без вражды, но с вниманием. Листья не шуршали. Ветки не скрипели. Даже птицы, казалось, стихли.

"Ты идёшь туда, где лежит хрупкое. Будь и сам таким. Мягким. Но внимательным."

И он шёл. С каждым шагом чувство слабой, детской боли усиливалось. Где-то там, в кольце камней и зарослей, под ломаным стволом дерева – оно.

Пройдя ещё несколько шагов, Андрей замер на краю лужайки. Сквозь листья он увидел рыжее тельце, свернувшееся в комок, что едва заметно подрагивало от дрожи. Глаза у зверька были приоткрыты, мутные от страха и лихорадки. На задней лапке виднелась глубокая, грязная рана, видимо, задетая или какими-то крупными шипами, или даже, вполне возможно, чьими-то когтями. Это был маленький лисёнок. Маленький, с ушами, ещё слишком большими для головы, и тонким хрупким телом. Но главное – он не убегал. Он видел Андрея. И… Не боялся…

Андрей опустился на колени медленно, как вода стекает с листа. Он вытянул руку, наполовину ожидая, что зверёк зашипит, попытается укусить или сбежит. Но вместо этого – лисёнок всего лишь дёрнулся, и снова лег. Словно узнал.

“Ты – теперь один из нас.” – Не словами, а каким-то чувством прошелестело в сердце Андрея. Он осторожно взял зверька на руки. Тело было горячим, как раскалённый камень. Дышал он очень тяжело. Андрей чувствовал, как из самой земли под ним тянутся нити энергии – готовые помочь, если он сумеет ими воспользоваться.

Назад он шёл куда быстрее. Но не рывками. Каждый шаг был точным, выверенным – чтобы не потревожить зверя, которого он нёс, и не спугнуть тишину, что возникла между ними. Он не чувствовал страха. Только ответственность. Это был его выбор – услышать. Значит, теперь – его долг помочь. Когда он вернулся в долину, старик уже ждал его у воды, сидя у своего простого ящика с травами.

– Твоя первая нить. Ты взял её сам. Теперь – лечи. – Сказал он спокойно, и протянул тонкую иглу, сделанную из золотистого костяного шипа.

Они устроились на плоском камне, прогретом солнцем. Андрей аккуратно уложил лисёнка на чистую ткань, принесённую стариком. Зверёк уже не дрожал так сильно, но дыхание его оставалось частым и поверхностным, а лапка всё ещё была скована судорогой боли. Старик ничего не сказал – только протянул ему плоскую корзину, в которой ровными рядами лежали пучки трав и корней. Некоторые из них Андрей уже видел раньше в долине, но теперь – под взглядом Учителя – каждая из них словно оживала, раскрывая свой истинный лик.

– Слушай и запоминай. Руки запомнят даже лучше, чем разум. – Тихо произнёс старик.

Травы и их сила Листья Цин-Рэ – тёмно-зелёные, с серебряными прожилками. Их мякоть, если растолочь, выпускает прохладную влагу, снимающую воспаления. Они успокаивают боль, но сами по себе почти бесполезны – требуют “проводника”… Корень Хуанг-Мо – узловатый и крепкий. Пахнет железом и дымом. Его отвары применяются для очищения ран от застоявшейся энергии. Без него рана могла бы загноиться даже при магической помощи… Цветки Инь-Мэй – крохотные, почти прозрачные, сияют перламутром. Очень редкие. Их сила в том, что они усиливают восстановление тканей, но требуют присутствия “стабилизатора” – вроде… Слизи из водоросли Бай-Шу, собранной в глубоких заводях. Она проводит силу внутрь тела, делая мазь не просто наружным лекарством, а – магическим каналом, способным проникать в кровь и кости.

И после подготовки всего необходимого, наступило время для приготовления мази. И старик подал Андрею ступку. Он кивнул: “Ты будешь мешать. Не я.”

Андрей взял травы, стараясь не сжимать их слишком сильно. Он чувствовал, что в каждом листке пульсирует жизнь, и если пережать – то энергия уйдёт. Он начал толочь, разминая листья до пастообразного состояния, затем