Попаданец на максималках 1 - Тампио

Мне она понравилась, но я понимаю, что такую вертлявую веселушку-хохотушку не потяну. В том смысле, что она постоянно прыгает при быстрых танцах, а мне такие телодвижения не даются. Да и чистый ребёнок она… несмотря на почти оформившееся тело.

Воскресенье занято игрой в волейбол, а вечером я возвращаюсь в город на электричке. Завтра на работу. Монотонные пять дней пролетают как один час, и я снова в лагере. Меня узнают, и я просто расслабляюсь на свежем воздухе. Отряды отдыхающих школьников часто выводят за территорию, то на поляну, находящуюся около железнодорожной станции, то дальше в лес, к озёрам. Тут почти сосновый лес и много озёр. Сегодня детей ведут к одному озеру, завтра к другому. Это мне нравится. Как вспомню своё лагерное детство, так мы за территорию почти не выходили. Сейчас же почти свобода. Мне нравится такая жизнь. Вот если бы ещё и не работать.

Работаем мы все в столярной мастерской. Я не помню, чтобы в детстве или в подростковом возрасте что-то делал руками. Даже по гвоздю молотком редко когда бил. А сейчас я строгаю, распиливаю клееные из брусков деревянные щиты, наклеиваю на них шпон. Мы производим внутрикомнатные двери. Вот на днях надо будет ехать на Гражданскую улицу (я и не знал, что в городе есть такая), на квартиру какого-то композитора. Фамилия простая такая… Петров? Не помню. Память у меня на имена и фамилии всегда была плохой. Даже одноклассников не мог запомнить, хотя и учился с ними несколько лет. Вероятно, память не напрягается у меня, когда видит, что это не приносит пользы...

Третью девушку, ту, что с косой, зовут Ирой. Ну да, ничего такая. Грудь третьего размера. Такой деревенский типаж… Но не в моём вкусе. Я сегодня нацелился на светленькую. Поболтали, посидели. И она направилась в свой корпус, а я за ней увязался. Идём, разговариваем. В каждом корпусе пионервожатые проживают отдельно от воспитателей. Вот и комната. На одной кровати должно быть спит светленькая, а на другой – тёмненькая. Стоим, о чём-то говорим. Я уже думаю, что вот оно… надо переходить к каким-то действиям… Но стук в окно всё портит. Андрей зовёт выйти.

– Чего надо? – спрашиваю раздосадованно.

Он что-то объясняет, но я не понимаю. Вижу, что зовёт за собой и иду. Зачем? Я вот только что думал о другом. Облом.

Лесбиянки? Почему мне в голову приходит это слово? Но к светленькой уже не тянет. Становится понятна излишняя опека тёмненькой. Жаль, но ничего не поделать.

Во время следующего приезда обращаю внимание, что та, с косой, чаще стала смотреть на меня. Ну давай, побеседуем. Видимо моё незаинтересованное к ней отношение успокаивает девушку, и мы неплохо так проболтали все выходные. Понедельник, вторник, среда, четверг. Наконец-то желанная пятница!

Светленькая не делает никаких знаков и я, от нечего делать, болтаю с Ириной. Интересная девушка, оказывается. Много чего читала. Она ненавязчива и легка в общении. После полдника в корпусе, где обычно проводится дискотека, включили видеомагнитофон. Ира и с десяток детей смотрят “Поездку в Америку”.

Я присоединяюсь, хотя видел фильм раза два. Гляжу на Эдди Мерфи одним глазом, а вторым смотрю на Ирину. Она не замечает мой взгляд и целиком поглощена сюжетом. Вдруг чувствую в себе желание. Бред! Нет, вот просто тянет к девушке. С определёнными намерениями, кстати. Сам не ожидая от себя такой решительности, встаю, подхожу и беру её за руку. Удивительно, но Ира, не спрашивая ничего, встаёт и следует за мной.

Мы оказываемся в её комнате, и я перехожу к конкретным действиям. Странно, но девушка не сопротивляется и позволяет себя лапать. Расстёгиваю пуговки на платье и оттуда вываливаются… хм… а не четвёртый ли это размер?

В голове туман… сознание съехало с катушек. В руках – тёплое и согласное на всё тело. Что делаю дальше, я не понимаю, но мы голые… Вдруг Ира негромко закричала… Я пытаюсь удержать её в руках… Она бьётся… “Больно! Больно!”... Я не понимаю… Девушка оборачивается и хлещет меня:

– Мне больно! Ты этого хотел? Этого?

– Нет! Нет! Нет!...

Я лежу и пытаюсь громко произнести “нет”, но губы плохо слушаются, а на лице слёзы. По моим щекам бьёт несильная девичья рука, а я продолжаю шептать: “Нет!.. Нет!..”

– Юлий! Ты слышишь меня?

Какой Юлий? Никулин? Я – Евгений!

– Юлий! Очнись!

Я с трудом открываю глаза. Анна?! А я – принц? А кто тогда Евгений?

С трудом поворачиваю голову и вижу траву, поляну. Вдалеке пасётся мерзкий конь.

– Наконец-то ты очнулся!

Слёзы Анны льются ручьями их глаз, текут по щекам и капают мне на лицо.

– Ты упал с коня и лежишь недвижимо, – продолжая плакать, рассказывает Нюра. – Я кричу, зову на помощь, но никто не слышит.

– Всё нормально, – бормочу я и с трудом поднимаюсь. – Просто ушибся. Должно пройти.

– Надо показать тебя лейб-медику.

– Не надо. Голова почти не кружится. Просто положи меня в постель, и через пару часиков я приду в норму.

– Куда ты придёшь? – не понимает Аня.

– Приду в твои объятья, – пытаюсь пошутить я.

Мы медленно идём к дворцу, а я, почти не замечая боль во всё теле, думаю: “Что это сейчас было? Кто этот Евгений? Почему я был в теле двадцатилетнего парня, когда мне в эти годы было за семьдесят?” Вопросов много, а ответа нет. “Эй, Верховный! Это твои шуточки?” – но никто не спешит мне отвечать.

Глава 5

Барон Андрей Сибелиус оказался пожилым мужчиной среднего роста с небольшим брюшком и пышными усами. Вид его не был запоминающимся, и если б он прошёл мимо меня, то я бы, взглянув, и не вспомнил о нём. Товарищ министра двора заулыбался и подошёл широким шагом.

— Очень рад, Ваше Высочие, этому знакомству, — без излишней угодливости произнёс он.

— Андрей Константинович, — начал я разговор, — есть у меня несколько вопросов, ответить на которые вам под силу, надеюсь.

Мужчина превратился в слух. «Немногословен», — отметил я.

— Во-первых, я планирую, начиная с завтрашнего дня, ознакамливаться с жизнью во Владимирграде. Для этого мне нужна карета. Конечно, я мог бы довольствоваться и открытым экипажем, но требования безопасности не позволяют это, — и я сделал паузу, чтобы услышать ответ.