Курсант. На Берлин 2 - Павел Барчук

И да, мы собирались пойти в тот самый ресторан того самого отеля. Все вышло ровно так, как было велено господином полковником. Хотя… Вышло… Ни черта бы там не вышло, окажись фрау Марта кем-то другим.

В том смысле, что характер у дамочки совершенно стервозный. Не знаю, природное это качество или приобретённое, но сравнение с Шапокляк, возникшее в моей голове, исключительно ей подходило.

Если бы не Алешины воспоминания, а вернее тот факт, что я решил их озвучить, она выставила бы меня за порог без малейших сомнений. Эта непостоянная особа действительно передумала сдавать комнату. Однако фамилия Витцке вдруг оказалась волшебным ключиком, который открыл запечатанную намертво дверцу.

— Хорошо, что на сына, а не на мужа…к таким жертвам во имя Родины меня не готовили. — Тихо высказался я себе под нос и начал спускаться по ступеням вниз.

Материнский чувства — это ладно. Это можно пережить. Хотя, будь здесь, к примеру, Подкидыш, он бы точно не переминул отпустить шуточку по поводу излишне эмоциональных дам.

Стоило подумать о Ваньке, тут же вспомнился и Бернес. Интересно, как они? Шипко говорил, что парней заберут из школы сразу после моего «побега». Так будет выглядеть достоверно. А времени уже прошло почти две недели. Интересно, отправили мою группу в Германию или нет?

Я вдруг с удивлением осознал, что не только переживаю за товарищей, но и, вроде как, скучаю по ним. Неожиданно… Надеюсь, мы скоро встретимся. Хотя, я пока не понимаю, каким образом и под какими легендами нам придется взаимодействовать: мне, Подкидышу и Марку.

В изначальном варианте событий, к которым меня готовил Шипко, как минимум не фигурировали Клячин и Эско Риекки. Впрочем, Панасыч особо не откровенничал во время наших встреч, говорил в основном про Хельсинки и о конкретных людях, которые представляют интерес для НКВД. Взять того же дядю Колю. Знал ведь Шипко, что Клячин жив. Знал. Не мог не знать. Но промолчал, зараза нквдешная…

Может, на самом деле, хитрый чекист так и планировал? Черт его разберёт. Теперь только остаётся гадать и ждать появления моей группы.

Тут еще эта Марта странная…

С одной стороны все, конечно, складывалось наилучшим образом. После того, как я напомнил немке нашу очень давнишнюю встречу, она резко изменила характер беседы.

— Алексей! С ума сойти! Никогда бы не узнала! Господи, как ты вырос! — Суетилась фрау Марта вокруг меня.

— Ну конечно вырос… Было бы странно, останься я в том же состоянии.

Мне приходилось скромно отбрыкиваться от излишне эмоциональной хозяйки дома, которая вдруг начала фонтанировать счастьем. Она трясла мое плечо, трогала за руку, смеялась и… нервничала.

Вот то самое скромное «но», которое слегка портило картину вселенской радости. Немка сто процентов нервничала. И это настораживало.

С чего ей нервничать? Ну подумаешь, по стечению обстоятельств занесло пацана, с которым она пересекалась черт знает когда. И что? Мало ли, кто с кем встречался. Тем более, больше десяти лет назад. Да и был в тот момент Алеша ребенком. Ничего общего со взрослой тётей не имел, кроме мимолётного разговора. Соответственно, логическим путем приходим к выводу, дело не во мне. Дело — в родителях.

Становится уже любопытно, когда мой отец,( а я Сергея Витцке решил воспринимать мысленно именно отцом), успел так везде засветиться. И главное, чем конкретно он светил? Эско Риекки, фрау Марта и ее погибший муж, переданный на хранение архив государственной важности — интересный списочек достижений.

Такое чувство, будто батя был не дипломатом, а советским Джеймсом Бондом. Нет, я помню, что рассказывали Бекетов, Клячин и Шипко. Сергей Витцке работал на разведку, в том числе принимал участие в некоторых операциях. Хорошо. Я очень рад. Но почему именно к отцу стекались все эти люди? Почему именно он оказался знаком с начальником финской сыскной полиции? И кстати, большой вопрос, чего от отца хотел сам Эско Риекки? Теперь, зная этого господина, я очень сомневаюсь, такими ли уж случайно-нейтральными были их встречи в Берлине. Надо будет потрясти Эско на предмет откровений.

Марта эта тоже… Что хотел предложить ее муж отцу? Кем вообще был Генрих?

В любом случае, после получаса знакомства в лоб такое не спросишь. К тому же, имеется проблемка. Я понятия не имею, как часто семейство Марты пересекалось с моим. Я просто этого не помню и не знаю.

Можно, конечно, поинтересоваться откровенно. Мол, а чем вы с супругом занимались? Но вдруг они действительно тесно общались с отцом? Тогда по всем законам логики я должен это знать. Соответственно, мои вопросы подобного толка могут вызвать крайне опасный интерес со стороны немки. Например, чего это я одну мимолётную встречу запомнил, а с остальными — провалы?

Тем более, немка очень старалась произвести на меня впечатление. Она так активно изображала счастье от нашей встречи, что я почти даже начал в него верить. Зачем обламывать человека? Другой вопрос, я прекрасно видел, внутренне она явно пребывала в состоянии напряжения.

Поэтому я тоже напрягся. Упорно пытался выудить из сознания деда хоть какое-нибудь воспоминание, где засветилась бы данная особа. Но…Как уже бывало до этого, в бодром состоянии, целенаправленно ни черта не получалось. А приснилась Марта мне лишь единожды.

С другой стороны, чего я, на самом деле, прицепился к сноведениям? Они же не друг за другом, по порядочку идут, а, скажем прямо, через одно не самое приятное место. То я видел Берлин, то детский дом. То Алеше шесть лет и он сидит в комоде, то он в избе говорит с Бекетовым. Нет. На сны полагаться — такое себе идея. Я слишком многого не знаю.

В любом случае, немка очень быстро взяла себя в руки. То есть радость, конечно, осталась, а нервничать она вдруг перестала.И тут вылезло второе скромное «но».

Мне вот, конечно, очень любопытно, фрау Марта попала в схему Мюллера случайно или целенаправленно? Потому что, если целенаправленно, то имеются вопросики к господину оберштурмбаннфюреру. А вернее, к его способностям планирования.

Например, как я могу рассказать об умерших в эмиграции родителях женщине, которая прекрасно знает, кем был Сергей Витцке? В 1927 году она лично общалась с ним и думаю, должность отца точно не была для нее секретом. Как и советское гражданство.

А тут вдруг — эмиграция. Да еще после революции. Бред полный. Сергей Витцке,