Я пас в СССР! – 2 - Alchy

не отражает действительного положения вещей, так что всё, что ты пишешь, это лишь обоснование твоих убеждений и представлений о существующем в твоем времени порядке. И довольно логичное, следует признать, даром слова ты не обделен. Что может ввести в заблуждение, а нам нужны факты, вот в этом как раз непосредственное общение поможет больше, чем твои опусы. Как там сказано: «Большое видится на расстоянье!», не помнишь, кстати, чья эта фраза?

— Ты чо, это же Есенин! «Письмо к женщине»! — Возмутился я и продекламировал. — Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье. Когда кипит морская гладь — Корабль в плачевном состоянье.

— Вот и я про то же! — Назидательно заметил Михаил. — У тебя гуманитарный склад ума и своеобразная трактовка политическо-общественных событий и тенденций, а нам из всего этого ещё только предстоит вычленить крупицы истины. Ты же понимаешь, что мир не всегда таков, каким нам кажется, и глупо с этим спорить.

Только хотел обидеться на последнюю сентенцию, как Равиль спохватился и перестал мне наливать. По полной. А засиделись мы, к взаимному удовольствию, до поздней ночи, о чем только не разговаривая. Больше всего пришлось отдуваться мне, то любопытство Михаила Леонидовича удовлетворяя, то Равиля. Ну вот он-то куда, столько знакомы, а всё никак не успокоится! Уже поздним вечером, устав от расспросов, сам обратился к Хазину:

— Ну вот, а ты сам как считаешь, Михаил, возможно ли спасти СССР? Ей богу, совсем не лежит душа к тому, через что прошли в девяностые. И даже тот так называемый развитый капитализм, который у нас в двадцать четвертом году, он только на вид с человеческим лицом. Только лицо это с волчьим оскалом…

— Весьма и весьма маловероятно: уже точка невозврата пройдена, все эти реформы и законы приняты, начиная с закона о индивидуальной трудовой деятельности, заканчивая откровенно вредительскими и разрушительными для советской экономики переводом предприятий на хозрасчет и самоокупаемость, отказом от монополии внешней торговли и созданием совместных предприятий. Я совсем не экономист, что бы ты ни говорил о будущем, но и моих знаний хватает, чтоб понять, что это путь в катастрофу неизбежную! — Здесь Хазин подобрался и совсем трезво внимательно обвел нас взглядом. — Но не все с этим согласны! А сейчас, когда у нас есть свидетельство того, во что это выльется, есть и шанс изменить будущее! Так что ты, Ваня, или терминатор, или послан самим богом! Хоть я и атеист, но тут поневоле задумаешься…

Как холодным душем окатил Михаил Леонидович, в конце обнадежив. Дружно и мрачно замолчали, думая каждый о своем; не знаю, о чем размышляли мои собеседники, а я ещё со времени встречи на карельском перешейке в глубине души верил, что в этом мире история пойдет по совсем другому пути. Слова Майора, о ракетной системе залпового огня, с одной стороны грели сердце. А с другой — внушали опасение: это же военные, как бы они в попытках сделать лучше ещё больше дров не наломали. Так что появление Хазина обрадовало донельзя, значит, не только о репрессиях задумываются, раз со всех сторон проблему рассматривают и различных специалистов подключают.

А Михаил Леонидович — с какого ракурса не посмотри — человек образованный и интеллигентный, так что можно надеяться хотя бы на мягкую посадку того, что останется от СССР, о сохранении Союза я и не мечтал. Тут память подкинула картинку из будущего, где Хазин в одном из своих роликов, в очередной раз клеймя компрадорскую политику Центробанка, делился своим видением того, как правительство должно обеспечивать работу чиновников. Недобро поглядывая из-за линз очков, вспоминал, как это происходило при Октябрьской революции, когда суровые мужчины в кожанках и с маузерами — расстреливали занимающихся саботажем бывших хозяев жизни без всякого сожаления.

— А ты не боишься, Вань? — Внезапно спросил Хазин, вызвав у меня недоумение.

— Чего?

— Да хоть того, что слишком многое знаешь. — Разоткровенничался Михаил Леонидович. — Меня вот сразу предупредили о последствиях, даже никаких бумаг подписывать не пришлось. Сразу понял, чем чревато будет предательство. Но и остаться в стороне не смог, слишком уж интригующее всё это вышло, так что мы сейчас все как в подводной лодке.

— Мда, — огорчился я. — так то это меня Равиль просил вам шизу не прививать, ну вот чо началось, нормально же сидели! А так, конечно боюсь, я же не дурак, хоть и гуманитарий. По крайней мере, больше опасаюсь того, что история повторится, а сейчас моя совесть чиста: сделал всё, что мог. А не аферы принялся мутить всяческие или, того хуже, свалить за бугор! Кстати, Михаил Леонидович, раз уж пошла такая пьянка, давайте совместное предприятие организуем!

— Я вам сейчас организую! — Добродушно скомандовал Равиль. — Не ссыте, правильно Миша заметил — мы в одной лодке, и ликвидировать вас есть приказ только в случае предательства прямого или угрозы вашего похищения, дабы предотвратить утечку информации на сторону!

Ну спасибо, успокоил! Хотя я сразу нечто подобное предполагал, так что открытием откровение Равиля не стало. К месту вспомнил ещё одну песню, которую с большим трудом частично воссоздал, думая порадовать Колю и коллектив «Яви и Нави», почему бы не опробовать вначале в узком кругу? Так что через десять минут на три голоса с Равилем и Хазиным огласили стены интерната дружным и совсем не музыкальным ревом, зато от души:

'Ведут нас ко Христу дороги узкие

Мы знаем смерть, гонения и плен

Мы — русские, мы — русские, мы — русские

Мы всё равно поднимемся с колен

Ведут нас ко Христу дороги узкие

Мы знаем смерть, гонения и плен

Мы — русские, мы — русские, мы — русские

Мы всё равно поднимемся с колен!' Ж. Бичевская.

На поднятый шум подтянулась ещё одна городская коллега Хазина и соседка (как хорошо, что больше в интернате никого не было, особенно школьников), учительница химии, только что после университета. Светлана Павловна, как она представилась в процессе знакомства.

— Пить будешь, Светлана Павловна? — Галантно поинтересовался Михаил Леонидович, достав третий стакан.

— Ой, вы что, со школьником? Это же аморалка! — С восторгом пискнула субтильная преподавательница. — Наливайте!

Несмотря на отлично проведенный вечер, до дома я добрался вполне благополучно, всю дорогу негромко напевая на мотив какой-то революционной песни: «И Хазин — такой молодой, и ГеКаЧепе впереди!»