Сколько волка ни корми - Карина Сергеевна Володина

Ознакомительный фрагментон прислонился, на другом конце холма такая же деревянная волчица – и замирает что-то внутри Врана, и уже ни огонь живой разводить ему не хочется, ни хозяев звать – только смотреть.

И гадать: а человеческими ли глаза у лютицы в облике зверином были, как у этой волчицы? Вран-то только спину её разглядеть успел.

– Бабка вот-вот проснётся, – сердито шипит Латута. – Увидит, что меня нет, и сюда придёт. У бабки чуйка хорошая, враз на нужное место скачет. И что я ей скажу? Уже Чомор знает сколько здесь мёрзн…

– Заткнись, – просто говорит ей Вран. – Я тебя сюда не звал. Из-за бабки беспокоишься – так домой иди, а горшок я тебе утром принесу.

– Уже утром? – фыркает Войко. – Что, до рассвета с нечисткой гулять собрался? Или, может, сам с собой?

– Уж точно не с тобой, – отвечает Вран. – С тобой лишний миг постоишь – удавиться хочется.

– Холодно, – говорит Деян.

– Так согрейся, – пожимает плечами Вран. – Сам знаешь, где тепло сейчас: в постели. Туда тебе и дорога.

Сумасшедшие эти действительно от него не отвязались, и приходится Врану с ними под звёздами ночными стоять да лютицу ждать.

Которая всё не приходит и не приходит.

– А точный час она тебе не сказала? – не унимается Деян. – Закат, может, или…

– Да, закат, Деян, отличная затея, – кивает Вран. – На закате ей только сюда и бегать, чтобы уж точно все её разглядели. Что же ты не полдень предложил? А то, может, спать она хочет ночью, поудобнее ей было бы засветло?

– Уже час мы здесь стоим, – негромко говорит Ратко. – Я по луне смотрел.

Вран ему не отвечает. Ответить, в общем-то, нечего: ну да, затягивается ожидание. Вран бы сам безропотно хоть всю ночь простоял, но с этими каждый час за пять идёт. И дело даже не в том, что так уж противно ему их общество, просто…

…просто рассуждения их и его на нехорошие мысли наводят: а почему всё-таки нет да нет лютицы? Может, и правда, если хотела бы, то давно пришла? Может, передумала с ним водиться, повеселилась – и хватит, дела у неё свои, лесные, волчьи? Может, кто из лютов о её похождениях ночных узнал, сказал: ты обезумела, что ли, милая? Забудь про одежду свою и про горшочек забудь – не нужны нам такие знакомства, не нужны нам никакие Враны из Сухолесья, ты зачем вообще к нему человеком вышла?

Или, может, на самом деле нечистка это была? На чуров ей наплевать было, а сейчас рядом с Враном зелейница стоит – какая-никакая, а сила у неё есть, раз ведунья её в ученицы взяла.

– Ну, видимо, час стоим – и ещё один простоим, так ведь, Вран? – цедит Латута.

– …и до конца зимы простоим, пока Вран в серого не обратится, – весело подхватывает Войко. – Ты не стесняйся, Вран, честно скажи: понял, что одного тебя лютый не слушает, решил себе подмогу собрать? Я не против, в общем-то, меня лютый любит – попрошу за тебя, так и быть, если… если штаны мне эти кожаные отдашь, например. Нравятся они мне, у меня и плащ осенний к ним в цвет.

– Девичьи штаны носить хочешь? – хмыкает Вран. – В самый раз тебе будут, конечно, но нет, спасибо. Лютый как твой голос услышит, так не то, что от меня сбежит, а от деревни целой.

– Ну на твой-то голос он бодро прибегает, – отбивает Войко. – Наверное, только тебе и виден, избранному нашему. И лютица твоя тоже нам не видна, потому что…

Войко замолкает, словно языком подавившись.

На лесной опушке, на границе между полем и взлетающими вверх деревьями, появляется чёрный силуэт. Не человеческий – волчий.

– Волк-братец, волчица-сестрица, – мигом идёт на попятную Войко. – Вижу я то, чего сам не понимаю, что пришло ко мне, сам не знаю; луна мне светит да нечистому путь освещает, вы луну на меня направьте, а от нечистого уберите, вы мне с дорогой помогите, а нечистого другой тропой пустите, вы…

– Это на дорогу заговор, а не на отвод, дубина, – говорит Вран, расплываясь в улыбке. – Ты бы хоть подумал, прежде чем… А, неважно.

– Вран, оно из леса не выходит, – испуганно бормочет Деян. – Так там и стоит. Чуров почуяло, как пить дать. Волк-братец, волчица-сестрица…

Начинает бубнить что-то про волка-братца и волчицу-сестрицу и Латута, торопливо пятясь к дыре в ограде; один Ратко молчит, но тоже на глазах бледнеет. Давненько Вран такого набора совершенно неуместных заговоров не слышал – хоть детей малых приводи да показывай, как к волкам точно обращаться не стоит, чтобы себе не навредить. Что ж, удачи им всем – а Вран пошёл.

– Вран! – срывающимся голосом его Деян окликает. – Вран, сгинешь с ней! Это то чудовище, что к капищу бегало – я его сразу узнал! А ну ст…

Деян пытается Врана за рукав поймать – только медлительный Деян, всё в силу ушло, а не в ловкость. Вран вмиг от него отпрыгивает – и видит, что уже и Ратко рот открывает, чтобы его остановить, и Латута уже готова в деревню броситься, между кольями проскользнув…

…и понимает: нет, медлить нельзя, а то не отпустят его уже отсюда никуда и никогда. Ни к капищу, ни в лес, ни днём, ни ночью; закричит сейчас Латута, всю общину на ноги поднимет, и схватятся за голову отец и другие старейшины, и потускнеет навсегда взгляд матери: совсем из ума со своими волками выжил, знала же, что зря с самого рождения ребёнка тревожат, вот и дотревожились. И запрут Врана навечно за деревенским частоколом, и дыру в нём заделают, и заставят до конца жизни за скотом ухаживать, навоз разгребать да роды коровьи принимать, или ещё хуже, как Яшку полоумного, с женщинами на одной лавке одежду шить… Очень живо всё это себе Вран представляет – так, как даже обращения своего в волка не представлял.

А если представляешь что-то, оно обязательно где-то есть – в прошлом ли, в будущем, это всем известно. Ничто из ниоткуда не берётся. Было, есть или будет. У Врана будет. В жизни его будет.

Вран срывается с места так стремительно, как никогда не бегал. Брызжет снег из-под его сапог, в лицо Деяну летит, на тулуп Ратко попадает.

– Нечистка! – визжит Латута отчаянно, не выдержав. – Нечистка у ворот! Нечистка Врана забирает!

И не у ворот, и никто Врана не забирает – сам он забирается, опять врёт Латутка.

– Нечистка! – мигом следом Войко завывает. – Нечистка пришла! Помогите! Нечистка!

Летит Вран вперёд со