Мертвец с улицы Синих Труб - Владимир Торин

– Вы получили серьезные травмы. Поглядите.

Сестра Грехенмолл взяла прислоненное к стене зеркало и подняла его над кроватью, направив на пациентку.

Лиззи не узнавала себя. На нее глядело жуткое и в то же время испуганное существо. Ее лицо опухло, оно все было в багровых ссадинах, на разбитой губе запеклась кровь, а под носом алели две тонкие алые дорожки…

Она отвернулась и заплакала.

– Ну-ну, – с безразличием в голосе утешил ее доктор и кивнул сестре Грехенмолл – та убрала зеркало. – Вы помните, при каких обстоятельствах получили эти травмы?

Лиззи сморщила лоб, и голова отозвалась болью. Воспоминания продирались сквозь нее, как полк солдат в игольное ушко. Солдат? Почему она подумала о солдатах? Верно! Тот человек говорил о солдате…

– Я… на меня напали. – Лиззи вспомнила кривобокий шапокляк и чьи-то жесткие пальцы, прижимающие к ее лицу зловонную тряпку. – Кладбище… меня схватили. А потом… – Она снова попыталась подняться, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. – Почему я… я не чувствую собственное тело!

Доктор не ответил. Вместо этого приблизился и взял ее обеими руками за лицо. Лиззи вскрикнула, но он не остановился – стал ощупывать ее, надавливая пальцами на ссадины. Она зажмурилась и взвыла от боли.

– Не кричите, мисс, мне нужно вас осмотреть. Нам требуется проверить вашу… гм… пригодность. А для этого вы не должны шевелиться. Лучше расскажите мне, у вас есть родственники? Быть может, супруг?

– Т-только Хмырр. Он мой брат. Больше никого.

– Замечательно. А позвольте поинтересоваться, какие у вас с братом отношения? Теплые? Он будет о вас беспокоиться?

– Конечно! Сообщите ему, он должен знать…

Доктор Грейхилл слишком сильно надавил на опухшую щеку Лиззи. Сквозь все ее тело ветвящейся нитью прошла судорога. Она открыла глаза и увидела Его…

Он стоял за спиной сестры Грехенмолл, в своем сальном котелке и бушлате с красной полоской на воротнике. Его редкие длинные волосы влипли в потное багровое лицо, губы сложились в ехидной улыбке. Еще бы – Он нашел ее…

– Нет! – закричала Лиззи. – Я тебе не достанусь! Хмырр не позволит! Он снова спасет меня!

Губы старшего пешего вещателя Боргина едва шевельнулись: «Его здесь нет, а я здесь…» – но она все поняла.

Доктор недоуменно поглядел на сестру Грехенмолл. Старуха покачала головой.

– О ком вы говорите, мисс?

– Он здесь! – Лиззи затряслась – скрипучая шаткая кровать заходила под ней ходуном. – Боргин! Он здесь! Спасите меня!

– Последствия травмы… – проворчал доктор. – Или личная мания. Несущественно. Мисс, здесь нет никакого Боргина.

Лиззи моргнула. И правда: рядом стояли лишь эти двое. Если не считать пациентов, которые никак не отреагировали на ее крики, в палате больше никого не было.

– Но он был… был…

– Нет, мисс. Не было. Лежите спокойно. Мы сейчас проведем некую процедуру. Она может немного вас смутить, ну и, само собой, будет больно. Сестра…

Старуха вытащила из-под кровати ящик, в котором рядами стояли банки с… Лиззи почувствовала острый приступ тошноты от одного взгляда на их содержимое. Во всех банках извивались и корчились багровые существа, похожие то ли на слизней, то ли на пиявок, у каждого из них было по паре глаз на тонких длинных стебельках.

– Что вы собираетесь?.. Нет… я не хочу!

Сестра Грехенмолл не слушала ее. Открыв банку и подцепив слизня щипцами с расширенными концами-ложечками, она запустила его под больничную рубаху пациентки. И хоть Лиззи не чувствовала своего тела, она прекрасно ощутила, как по ней ползет мерзкая скользкая тварь. А медсестра не останавливалась. Одну за другой она открыла все банки, пересадив на кожу Лиззи не меньше дюжины слизней.

Лиззи закричала, когда одна из тварей присосалась к ее боку…

– Прекратите! Мой брат констебль, он вас всех арестует! Прекратите! Заберите их!

Доктор повернулся к медсестре:

– Проклятый идиот Смайли – притащил сестру констебля.

– Все отменяется, сэр? – спросила сестра Грехенмолл, сняв с передника часы.

– Что? Нет. Загеби ждет свой вагон. На нас ни за что не выйдут. А у Загеби она исчезнет навсегда. Никто ее не найдет…

Мерзкие твари всё ползали по коже Лиззи, оставляя за собой склизкие следы. Насытившись ее кровью в одном месте, они отцеплялись и переползали к другому. А она, неподвижная и беспомощная, ничего не могла сделать, кроме как дрожать и кричать.

– Пора, – сказала сестра Грехенмолл, глядя на часы.

Доктор достал из ящика фонарь, зажег его, и тот задымил. Всего за несколько секунд дым затянул черным облаком и Лиззи, и всю ее кровать.

– Откройте окно, – велел доктор, закручивая фитиль.

Сестра Грехенмолл спрятала часы и направилась к окну. Вскоре облако развеялось, в палату проник шум дождя и холодная, режущая легкие свежесть.

– Снимите их.

Щелкнув щипцами, сестра Грехенмолл принялась собирать с тела девушки усыпленных слизней и рассаживать их по банкам.

– Хмырр… – стонала Лиззи. – Спаси меня… спаси меня…

– Вас никто не спасет, мисс, – сказал доктор Грейхилл. – И, боюсь, все только начинается.

Он извлек из кармана халата жуткого вида инструмент, похожий на крючок для вязания с поршнем, и потянулся к ее лицу.

Лиззи закричала.

***

Высокие двустворчатые двери раскрылись, и доктор Доу влетел в вестибюль Больницы Странных Болезней.

Он уже и забыл, как звучит это место. Отовсюду раздается многоголосый кашель. Тихий монотонный вой смешивается с приглушенным мычанием: визжать и кричать от боли в вестибюле городской лечебницы запрещалось – во избежание этого на входе выдавались кляпы.

За те несколько лет, что доктор Доу здесь не появлялся, в больнице вообще ничего не изменилось. Все те же тусклые лампы на стенах, все те же корчащиеся тени на темно-зеленом полу, все то же невыносимое зловоние.

Справа, в глубине вестибюля, виднелись похожие на норы окошки регистрационной стойки, в которых проглядывали бледные чепчики медсестер. Издали их лиц вообще было не различить и создавалось ощущение, что там сидят жуткие безликие создания, выплевывающие из пастей то, что доктор Доу предпочел