Муха, ко мне! Пособие по воспитанию дракона - Алёна Андреева

В ужасе смотрю на него. Оно мне надо, простите? Счастье-то такое, сейчас заплачу.

— Ты мне не веришь! — театрально вздыхает он.

Молчу. Что-то меньше всего приходят скромные слова, поэтому пока молчу и пытаюсь понять, какого лешего этому кренделю надо.

Сумка опускается на пол. Пока я не готова вытаскивать ящера. Поэтому скидываю пуховик и сапожки и иду на кухню. Костылецкий не разуваясь за мной.

— Нина, я подумал, что был неправ. Вообще это все как наваждение, пойми. Будто кто-то меня околдовал. Я ведь всегда только тебя любил, тебя одну. И Фимушкина, она наверное меня чем-то колдовским приворожила. Она ведь мне никогда не нравилась,

Вспоминаю Фимушкину, его нынешнюю пассию, с шикарным бюстом, работает на кафедре, дочка профессора, лакомый такой кусочек. Вспоминаю жадные взгляды всех мужиков, в том числе и Костылецкого, и киваю своим мыслям. Но этот индюк воспринимает мое молчаливое согласие только на свой счет. И дальше заливается соловьем.

— Нина! Ты согласна? Ты простишь меня? Я же вижу, как тебе без меня плохо. Если ты все это из-за меня, то не надо, милая! Я сегодня же возвращаюсь к тебе. Хотя нет… Ты! Ты сейчас соберешь свои вещи и мы поедем ко мне…

— А ящера куда? — спрашиваю, раскладывая в холодильник продукты.

— Ящера? — в голосе Костылецкого появляется неподдельный интерес. — Какого ящера, Нина?

Он вскакивает со стула и перехватывает мои руки. Чувствую, как его трясет, как горят алчным блеском лживые глазенки.

— Ну, моего!

Показываю на поцарапанный угол холодильника, где отчетливо виднеется след от Мухиных когтей.

— Нина! Что это? — показательно удивляется Костылецкий.

Блин, хуже только в сериалах играют.

— След от когтей, представляешь. Ящер у меня живет. Серёгой назвала.

— Как меня?

— Ага. Тараканами его кормлю, мышами замороженными.

Костылецкого сразу затошнило, и он поспешил прикрыть рот белоснежным накрахмаленным платком.

— И это все он? — Костылецкий указал на зал, из которого виднелись повисшие на карнизе разорванные шторы.

— Частично, — вздыхаю растроенно. — Не хотел идти на прогулку.

Костылецкий шумно выдохнул.

— Нина, я хочу знать об этом все! Где этот ящер находится сейчас?

Замечаю движение серого неповоротливого тела в коридоре. Киваю в его сторону.

Серега (который бывший) тут же оборачивается и, завидев зверюшку, с диким воплем вскакивает на стул.

18

— Серега, тараканов будешь? — спрашиваю уже у варана, который совершенно непонятным образом умудрился выбраться из сумки и теперь шел исследовать новую территорию. На мой вопрос новый питомец не ответил, лишь флегматично взглянул зрячим глазом в нашу сторону и поперся в зал.

— Нина, — стуча зубами, спросил Костылецкий, — где ты его взяла?

Тяжко вздохнула. Посмотрела на бывшего. Оценила степень его осведомленности. Расстроилась, что не от великой любви этот поганец здесь. Потом мысленно все послала к черту, ибо нефиг сожалеть о прошлом. И честно ответила:

— Подкинули.

Костылецкий промокнул пот со лба, слез со стула и сел на него же.

— Чаю? — спрашиваю заботливо.

— Да, пожалуй.

Наливаю остывший, ибо все равно он его не пьет. Сую в холодную воду пакетик, мешаю сахар, ставлю на стол.

— А ты? — впервые заботливо спрашивает он.

Машу рукой.

— Не хочу. Может, разденешься?

Костылецкий косится на зал, гладит себя по дорогому кашемировому пальто. Отрицательно машет головой.

— Давай хоть тапочки тебе принесу.

Иду в прихожую. Тихо. Ванная приоткрыта но там тоже тишина. Впервые пользуясь ментальной связью с Мухой отправляю ему приказ, чтобы сидел тихо и не высовывался. В доме враги!

Хватаю тапки, иду на кухню.

Костылецкий вытягивает ноженьки, дабы я должна ему быстренько ботиночки снять и тапки надеть.

Демонстративно кладу их рядом и иду раскладывать остатки продуктов. Костылецкий, краснея и пыхтя самостоятельно переобувается.

— Знаешь, Сергей Серафимович, — обращаюсь к нему, — я тут подумала. Может быть и не стоит нам с тобой сходиться?

— Нина, — вскакивает он, хватает ботинки, относит в прихожую, по пути заглядывает в зал, отмечает положение ящера и возвращается на кухню. — Я все осознал. Я вел себя неосмотрительно грубо. И не помогал тебе деньгами, не оплачивал счета. Дарил слишком скромные подарки. Но это все в прошлом. Я хочу все исправить! Хочешь, будем жить у тебя, даже с этим ящером. Все что угодно, родная. Я так тебя люблю! Глубину своих чувств я понял только в разлуке!

Бормочу под нос и вздыхаю. И я глубину чувств осознала тоже только в разлуке. Вот не отцепится ведь гад. И про любовь так сладко заливает.

И ведь не выгонишь его теперь ничем. За Мухой пришел. Потому что Костылецкий такой педант до кончиков ушей. Ни бардака, ни животных в доме не переносит. Да. Что говорить, он с собой спиртовые салфетки таскает и ресторанах ложки ими протирает.

Мысли в голове моей атакуют тараканов. Желание спустить Костылецкого со ступеней такое же непреодолимо сильное, как и защитить Муху. Не сразу понимаю, что это дракоша вмешивается в мое сознание, но и потом разделив свои и его эмоции, терплю и даже радуюсь, что думаем мы практически одинаково.

Костылецкий вспоминает про руки. Хлопает себя по карманам пальто.

— Черт, салфетки в машине оставил. Нина, я хочу помыть руки.

— На кухне фильтр сломался. А в туалете… там затопило канализацию у соседей сверху. Прости, убрать не успела. Там немного пахнет.

Костылецкого от сложности выбора аж перекосило. Он кивает головой и выдает односложно:

— Здесь.

Уступаю ему место возле раковины. Он брезгливо моет руки, предварительно потрогав струю пальчиком, не укусит ли какой проскочивший микроб. Я кусаю губу, чтобы не заржать и продолжаю мысленно просить Муху не отсвечивать, ибо подозрительный шум в прихожей может насторожить не только меня.

Во спасение Серый (решила варана называть в честь его благородного серебристого цвета, а не в честь бывшего, животное ни при чем ведь), которому надоело сидеть одному, приперся из зала и встал возле самого входа на кухню.

— Сереженька, лапонька, ты кушать захотел?

Серый высовывает длинный змееобразный язык и вертит головой в поисках насекомых. Я хватаю из под чашки Костылецкого блюдце, достаю коробку с сухими сверчками, щедро отсыпаю закуску для варана, и ставлю у стеночки, почти перед его мордой.

Варан одобрительно нюхает воздух, тщательно облизывается и приступает к еде. Костылецкий за моей спиной булькает, сдерживая рвотный позыв и шепчет:

— Какая прелесть, Нина! Он прекрасен.

Согласно киваю.

— Из нас получится прекрасная семья! Завтра же собираю вещи и переезжаю к тебе! Ты одна не справишься. Сегодня найму сантехников и клининговую службу. Тебе помогут прибраться.

— Спасибо.