Эхо 13. Род Которого Нет. Том 3 - Арон Родович

На столе в кабинете — письма. Одно от Императора, второе от герцога Петрова, плюс прочая корреспонденция. Дела, в основном, рутина, но откладывать нельзя. На мой вопрос о Первом убийце Максим фыркнул и ответил: лежит недалеко от покоев Ольги, связан, в сознание не приходил.

Я решил сразу после завтрака нанести визит.

Не успели мы зайти в столовую, как сразу вбежала тётя Марина — раскрасневшаяся, с тем самым взглядом, в котором и страх, и радость. Чует она мое желание поесть, что ли? Я кивнул — она обняла меня крепко, горячо забормотала:

— Господин, ну что же вы… За полтора месяца уже дважды до полусмерти! А я же старенькая... У меня сердце слабое…

— Какая вы старенькая, тётя Марина, — усмехнулся я. — Вам всего лет пятьдесят.

— Фу, хам, — вспыхнула она, потом спохватилась: — Простите, господин.

Мы втроём рассмеялись — и я почувствовал, как напряжение, державшее дом эти дни, наконец отступило.

— Что с Ольгой? — спросил я между глотками кофе.

— Пришла в себя раньше вас, — ответил Максим. — Сейчас у вас в кабинете, бумаги разбирает вместе со Златой. Позвать?

Дверь распахнулась сама, и Злата, не утруждая себя стуком, бросила:

— Не надо никого звать. Мы сами умеем приходить.

Я лишь подумал: «Почему же ты такая… стерва?» — и отпил ещё кофе. Дел — гора, времени — в обрез. Сначала — письма. После — к убийце. И снова — к Милене. А сейчас — завтрак.

Мы сели за стол. Максим уже собирался уйти — раньше он мог спокойно посидеть рядом, но теперь, когда к трапезе добавились ещё две аристократки, он явно решил, что его место где-то в стороне. Но я его остановил.

— Садись, — сказал я. — Теперь ты ешь вместе с нами.

Он хотел возразить, но я махнул рукой. Я решил для себя: он останется. Ведь он собирается принести клятву верности, и для меня он уже не просто воин, не просто командир дружины. Он — часть семьи. Может быть, как старший брат. Или младший. А может, какой-то дядюшка по линии тёти, который приехал издалека, но всё равно будет считаться своим. Я даже усмехнулся — странно, что в голове роятся такие сравнения, но суть одна: теперь он из близких, и я доверяю ему.

В его взгляде появилось то, чего раньше не было. Да, он и раньше был предан, уважал меня, но сейчас в нём чувствовалось нечто другое, более глубокое. Взгляд человека, который готов идти до конца. Поэтому он будет сидеть за моим столом вместе со мной.

Я ведь изучал документы и законы Империи: если доберусь до герцогского титула, смогу через Императора пожаловать баронский титул близкому человеку. Делается это, конечно, официально — но если в жёнах у меня будет дочь Императора, думаю, по блату получится выбить титул для Максима. Если он, конечно, захочет. Так что пусть привыкает быть аристократом.

Я усмехнулся своим мыслям. Вот уж далеко решил заглянуть: за полтора месяца дважды едва не умер, а уже размышляю о том, как стану герцогом.

Я усадил Максима рядом и принялся за еду. Тётя Марина со слугами накрыли стол так, что он ломился. Я даже посмотрел на Максима с расширенными глазами:

— А это нормально, что у нас столько еды? Я ведь знаю, что дела у рода не самые лучшие.

Он тоже усмехнулся.

— Господин, еда в крае недорогая. Да и во всей Империи. Что-что, а с доступностью еды проблем никогда не было. С жильём — да, беда, некоторые дружинники живут впритык. Но столы накрывать мы можем.

Я кивнул и снова потянулся к блюдам. Организм требовал своё: сначала яичница с беконом, потом жареная картошка, потом куриная ножка, ещё кусок мяса. Пил морс прямо графинами — осушил почти литр. Эхо черпало силы из внешнего мира, но этого было мало, тело требовало нормальной еды.

За столом царила напряжённая тишина. Злата попыталась фыркнуть, когда увидела, что Максим сидит с нами, но тут же резко замолчала. Я заметил, как она дёрнулась — Ольга, похоже, под столом дала ей понять, что стоит держать язык за зубами. По лицу Златы было видно: слова «с каких пор простолюдин сидит за столом с аристократами» уже вертелись у неё на языке. Но, видимо, Ольга намекнула ей, что этим она оскорбит не Максима, а нас обеих — и меня, и её.

Ольга, напротив, смотрела на Максима спокойно и с благодарностью. Она прекрасно понимала, что в тот день он был готов отдать жизнь не только за меня, но и за неё. Мы все тогда были под ударом.

Пока я ел, девушки тихо переговаривались между собой, но культурно, без лишнего. Не мешали и не пытались вмешаться в мой разговор с Максимом.

И только когда я доел и почувствовал приятную тяжесть в животе, Максим наконец заговорил. Он явно ждал, пока я утолю голод.

— Господин, — начал он серьёзно, — когда вы будете готовы… Мы проведём ритуал служения. Моё желание поддерживает ещё двадцать дружинников. Мы хотим принести клятву верности вашему роду и вам лично. Хоть сейчас.

Я поднял на него взгляд. Именно этого вопроса я и боялся. Не их верности — в ней я не сомневался. Я боялся себя. Каждый раз, когда нас связывало Эхо, меня тянуло лезть глубже, в тот самый тёмный колодец, где перемешаны три жизни сразу. И после последнего провала — уже после комы — ко мне вернулись те же безумные картины: воспоминания троих существ, живущих во мне, наслаиваются, спорят, дерутся за место в голове. Я вижу, как моё Эхо меняется. Не хуже и не лучше — просто иное. И знаю себя: если дать мне повод, я полезу ещё глубже. И опять рискну сознанием.

— Слушай, Максим, — сказал я ровно, — давай сначала о другом. У кого из дружинников проблемы с жильём? Может, выделим деньги, поставим рядом с поместьем посёлок — чтобы семьи жили рядом с мужьями. Это важнее.

Он сразу понял, что я уводил разговор. Моргнул, попытался смягчить взгляд, но покачал головой:

— Нет, господин. Мы решили. Мы готовы.

Я вздохнул.

— Мы же даже ритуал толком не знаем… Я не хочу делать наспех. И… — я запнулся на долю секунды, — сейчас много