Черноморский призрак 2 - Сергей Васильевич Лысак

улетаем, а вы пока оставайтесь здесь и никуда не уходите. К утру мне надо быть в теле Елизаветы. После этого я сам выйду на связь и скажу, что делать дальше. Вам придется освоить большой массив информации, но сейчас этим заниматься некогда. Лена, тебя касается! Не обижай Ваню! Считай, что с этого момента он — Юрий Давыдов. В ваших отношениях ничего не должно измениться, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Да я-то что⁈ Я не против! Главное, чтобы Ваня, хм… То есть, уже Юра, посмелее был. А то, начнет с меня пылинки сдувать.

— Вот и возьмешь процесс в свои нежные ручки. Как я тебя учил.

— Понятно. А как обращаться к тебе теперь, Ваше будущее величество? Юра, Серж, или Елизавета Николаевна?

— Хороший вопрос, всех касается. По ментальной связи можете называть, как хотите. Я никогда солдафонством не страдал. Ганс меня Командиром называет, но это у него уже в привычку вошло. Когда встретимся на людях в официальной обстановке, то титулуйте, как положено. Ваше императорское величество. Или государыня в неофициальной обстановке. Когда без свидетелей, можете называть Елизаветой Николаевной. Только так. Вдруг, кто услышит. Всех вас я приближу ко двору, так что видеться мы будем часто. Мне нужны верные люди в этом гадюшнике.

— Понятно. Юра… Или Серж… Все никак не привыкну… Прости за глупый вопрос. А что ты собираешься делать с Елизаветой?

— В зависимости от ситуации. Если Елизавета еще жива, не замешана в заговоре, и послала ко всем чертям февралистов несмотря на их «уговоры», то предложу ей стать «паладином». А вот если замешана, и просто оборзела, собравшись кинуть своих подельников… Мне такие люди не нужны…

От воспоминаний меня отвлекает Ганс.

— Командир, на внешних постах восемнадцать человек. Подозреваю, что внутри дома раза в два больше. Схемы внутренних постов у нас нет, и отсюда я не всех могу определить. Только там, где есть окна. Стены уж очень толстые. Что делать будем?

— Если информация Бенкендорфа верна, то Елизавета должна быть в комнатах в центре второго этажа со стороны двора. Время еще не позднее, свет во всех окнах есть.

— Все окна закрыты, я проверил. Без шума войти не получится.

— Значит пошумим. Все равно, сейчас здесь такой шум поднимется, что на разбитое стекло и внимания никто не обратит.

— Так что, заглядываем в окна?

— Давай!

АДМ снижается над крышей особняка, и не удаляясь далеко от стены, двигается к окнам второго этажа. Внизу прохаживаются часовые, но нас все равно никто не заметит, даже если глянет вверх. В первой комнате никто нет. Во второй тоже. А вот в третьей — картина маслом. Елизавета сидит в кресле, по бокам от нее стоят два бугая в штатском, а перед царевной стоит какой-то хмырь в мундире полковника Кавалергардского полка с недовольной физиономией. Разговор идет на повышенных тонах. Хоть окна и закрыты, но звук через оконное стекло определяется без проблем.

— … как сие понимать, Ваше Императорское Высочество⁈ Вам же ясно сказали, чтобы Вы вели себя благоразумно! Вместо этого Вы пытаетесь подкупить прислугу и сбежать! Как долго Вы еще собираетесь испытывать мое терпение?

— Пока до Вас не дойдет, полковник, что ваши усилия тщетны!

— Не будьте так категоричны в своих суждениях, Ваше Императорское Высочество! Я не пойму, что Вас не устраивает? Ведь ваше положение станет гораздо лучше, чем было!

— Это каким же образом⁈ Может просветите меня?

— Извольте! Кем Вы были до этого ужасного события? Младшей дочерью императора, которой не реально рассчитывать на трон. Так же, как и вашим старшим сестрам, лишившимся права престолонаследия после замужества. Та же перспектива ожидала и Вас. Его Величество выдал бы Вас замуж за какого-нибудь прусского, австрийского, шведского, или датского принца, преследуя в первую очередь политические цели. Не Вам объяснять, что такое династический брак. И это в лучшем случае. Ничего хорошего Вас бы в чужой стране не ожидало, уж поверьте. Сейчас же Вам предлагают корону Российской Империи, но с учетом некоторых ограничений. Вы будете выполнять в основном представительские функции, вести привычный образ жизни и ни в чем себе не отказывать. А весь груз государственных проблем возьмут на себя те, кто в этом разбирается.

— Иными словами, как в Англии?

— Да, как в Англии. Не понимаю, почему это вызывает у Вас такое неприятие.

— А то, что мы сейчас воюем с Англией, значения не имеет?

— Война — это временно, Ваше высочество. Когда-нибудь она закончится. И чем скорее, тем лучше. После чего нам придется заново выстраивать дипломатические и торговые отношения с Европой. И с Англией в том числе.

— А если я скажу — нет?

— Поверьте, мне будет очень жаль. Но Россия не может остаться без монарха. Как говорят, свято место пусто не бывает. Мы и так потратили на разговоры с Вами очень много времени. Поэтому, ответ мне нужен немедленно. Вы согласны, или нет?

— Идите ко всем чертям, полковник! Вы можете меня убить, но я не стану послушной марионеткой в руках врагов престола!

— Глупо, Ваше Императорское Высочество… Очень пафосно, но глупо… Держите ее!

Один бугай хватает Елизавету за руки, а второй заходит сзади и прижимает к креслу, запрокидывая голову и пережимая горло, чтобы не орала. Полковник не торопясь достает из кармана какой-то пузырек и явно собирается залить содержимое в рот Елизавете. Похоже, мы прибыли очень вовремя!

Звон разбитого стекла отвлекает заговорщиков, и они удивленно оборачиваются. Наибольшую опасность представляет полковник, поэтому первый импульс станнера предназначен ему. Следом за ним падают оба бугая. Импульсы не летальные, а парализующие. Мне еще надо в их черепушках покопаться. Бугаи, скорее всего, простые исполнители на подхвате. А вот полковник может знать много интересного. Елизавета еще толком не пришла в себя и ничего не понимает. Прости, девочка, но у тебя нет выбора. В любом случае, тебя приговорили к смерти. А я подарю тебе ж и з н ь.

— Ганс, протокол «Пассажир», спящий режим. Потом пересаживаешь меня в Елизавету.

— Принято! Удачи, Командир!

Глава 22

Вхождение в «высшее общество»

Первыми ощущениями были боль в горле и приступ удушья. Все же, сильно этот урод придавил. Мог и вообще шею сломать, много ли надо пятнадцатилетней девчонке? В памяти еще остались ощущения ужаса и