По краю земли - Катерина Ромм

Улыбка застыла на её лице, и хотя Камила продолжала кивать каждые несколько секунд, Марку показалось, что она упустила нить повествования. Ещё бы, ведь он пытается вместить невместимое в каждое предложение! И рассказчик из него тот ещё. Как передать на словах горечь терзаний из-за Венды и Айлека? Как описать магию безграничного северного луга, упирающегося на горизонте не в ориента эндел – небесный свод, а в отвесные скалы? Меркурус постарался говорить медленнее и понятнее.

Он подбирался к концу своего рассказа, складывая кусочки мозаики в цельную историю, а Камила становилась всё бледнее. Когда он постарался на пальцах объяснить, что сотворило с Фелтоном проклятое ожерелье, по её щекам потекли слёзы. Марк смутился и ободряюще похлопал подругу по спине. Ведь всё закончилось хорошо: Фелтон поправится, они с Вендой могут быть вместе, в Ангоре его ждёт отличное место…

Они сидели на узкой и шаткой скамейке в саду за домом Камилы, плечом к плечу. Камила отвернулась от него и быстрым движением смахнула слёзы.

– Понятно, – тихо сказала она.

– Понятно?! – воскликнул Меркурус. – И только?

– Что мне сказать… Так много пережил ты.

– Самому не верится, – признался он.

Меркурус вытер мокрые щёки Камилы своим шарфом и улыбнулся. Всё‐таки ему ужасно её не хватало. Он только сейчас осознал это в полной мере, и то, что он так долго не вспоминал о ней, вдруг показалось настоящим преступлением против дружбы.

– Давай после второго совершеннолетия ты тоже переберёшься в Ангору? – воодушевлённо предложил он. – Найдёшь работу, и мы постоянно будем видеться.

– Работу…

Он знал, что у Камилы не слишком‐то много возможностей. Но это было раньше, до того как она заговорила. А теперь всё иначе! И с его поддержкой она обязательно найдёт то, что сделает её счастливой. Марк так ей и сказал.

Камила уставилась на него. Казалось, она хочет что‐то объяснить, но колеблется. И почему? Она его лучшая подруга, между ними нет секретов.

– Ну, что скажешь? – подбодрил её Марк.

Камила продолжала молчать, но подняла руки – и Меркурус прочитал на языке жестов: «Рядом с тобой я всегда счастлива».

ϝ

– Не пялься по сторонам!

Он взглянул на неё с недоумением. Они на прогулке, чинно идут рука об руку, как и положено мужу с женой, а вокруг – прохожие, торговцы, семьи с детишками. Почему ему нельзя на них смотреть?

– Мы тут для всех как прокажённые, – процедила Нориетта и одёрнула чёрную вуаль, прикрывавшую лицо, – а ты будто нарочно привлекаешь лишнее внимание.

Что ж такого? Ему нравилось бродить по широкому променаду Льелина вдоль Тёплого моря и разглядывать людей, и волны, и белых крикливых птиц с чёрными крыльями… И вовсе они не прокажённые – просто в ссылке.

– Отцу бы здесь понравилось, – заметил он, ненароком позабыв, что сказала Нора, и отвечая собственным мыслям. – Всё так чисто и аккуратно.

– Отец твой сгниёт в застенках Флоры, – отрезала жена. – Они его никогда не выпустят, можешь не сомневаться. И по заслугам!

– Как ты можешь так говорить?

Она всегда была резка с ним – что ж поделать, характер. Он не успел как следует узнать жену до свадьбы: отец сказал, что жениться надо срочно, «пока есть варианты», и быстро подыскал партию. Нориетта не была аристократкой, отнюдь, зато её родители владели несколькими мануфактурами в Индувилоне и предложили графу достойное приданое. Тогда никто ещё не знал, что скоро у Сэптенов отберут все привилегии и что Норе придётся распрощаться с титулом виконтессы прежде, чем она к нему привыкнет.

Для неё это оказалось тяжёлым ударом, Винтекью же принял решение суда стоически. Потеря статуса, богатства и особняка в Ангоре не трогала его, покуда они оставались вместе с Норой. Он был рад наконец‐то иметь жену: каждый день видеть это строгое смуглое лицо, без особых на то причин касаться знакомых рук, знать, что она – его человек, а он – её. Никогда прежде он не был связан с кем‐то столь прочной нитью, кроме разве что мамы, много лет назад… Это было почти незнакомое, волнующее чувство.

– А что я такого сказала? Он же чуть не прикончил принцессу Флоры, только и всего. Пф-ф!

– Он не хотел!

– Ну конечно, он не хотел… Ой, Винт, брось! Я не буду опять обсуждать с тобой эту тему.

Нориетта поджала губы и отвернулась. «Он мой отец… – рассеянно подумал Винтекью. – Нельзя предавать семью, это святое». Однако теперь его семья – Нора. Её тоже нужно было уважать и любить. Как же правильно поступить в такой ситуации?

Они редко гуляли по променаду – жена действительно стеснялась людей, её ранил каждый косой взгляд. Но иногда даже она не выдерживала заточения в их крошечном домике из трёх комнат на окраине Льелина, и они выбирались в город. Променад был длинный: километра полтора в одну сторону, потом – обратно, и вот уже закат подкрадывался к ним со спины. Когда Винтекью и Нора возвращались к себе, перед ними стелились длинные вечерние тени.

Ему было жаль отца. Жена права: его вряд ли когда‐нибудь выпустят, хотя Винт до сих пор не верил, что отец в самом деле плёл интриги против королевской семьи. Ведь он же не злой человек, разве он мог бы?.. И теперь из-за этого недоразумения он будет вынужден провести остаток жизни в тюрьме, в обычной камере, как последний простолюдин. Это ужасно! «Лучше бы пристрелили», – мрачно сказал граф, вытирая пальцы влажной салфеткой, когда Винтекью видел его последний раз.

Нора считала иначе, но именно поэтому они предпочитали избегать скользкой темы.

– Винт… а что там впереди? – Жена замедлила шаг и указала в сторону маленькой кофейни.

В тёплые дни здесь всегда было людно, но сегодня перед кофейней царило настоящее столпотворение, как будто весь Льелин собрался на одной площади. Винтекью вытянул шею, пригляделся – и узнал знакомые лица. Непроизвольно улыбнувшись, он направился в самую гущу толпы и потянул Нору за собой.

– Что там, что там?.. – повторяла она, и он принялся объяснять ей, что было непросто, потому что Нора почти ничего не знала о его прежнем круге общения.

Высокая девушка с тёмными, собранными в пышный хвост волосами стояла в окружении местных, словно яркая сердцевинка бутона среди похожих друг на друга лепестков. Льелинцы наперебой предлагали ей фрукты и пирожные, а дети тянулись к пышным рукавам и подолу золотого платья. Девушка звонко смеялась и едва успевала принимать и пробовать подношения, а в ответ находила для каждого доброе слово и улыбку. Несмотря на царившую вокруг