Рекламщик в ссылке для нечисти - Олли Бонс

— Говори! Где Рада моя, не утаивай.

— А я вона что отыскал! — некстати поделился Хохлик. Тихомир зыркнул на него, Хохлик попятился с испуганным видом, но тут же его понесло к Умиле, и он заявил ей:

— Ну ты и срамота! А я...

Раздался звук подзатыльника — Любим постарался, — и Хохлик, вереща, испарился.

— Где жена моя? — с плохо сдерживаемым гневом повторил Тихомир, не дождавшись ответа. На щеках его играли желваки. — Выкладывай! Или силой признание выбить?

Он положил руку на рукоять меча, но Ярогнева не испугалась. Только покосилась, хмыкнула и продолжила накладывать повязку на рассечённый лоб дружинника. Уже и тот потянулся к своему мечу, и Василий, видя такое, кинулся к ним, но Тихомир вдруг бухнулся на колени.

— Ты уж меня прости, — покаялся он, опустив голову. — Жизни мне нет без неё. Научи, как её отыскать да как вернуть!

Ярогнева усмехнулась, качая головой.

— Вишь, как заговорил, — сказала она. — Что же, в купальскую ночь всякие дива случаются, да надобны ещё две диковины, и какую трудней достать, решать не возьмусь. Первая — это клык, да не зверя, не человека...

— Погоди-ка, — вклинился Добряк. — Я паскуду этого трепал, да где-то клык и потерял, во...

Он оттянул губу пальцем и показал дыру.

— Зубы-то уж не те, что допрежь. Может, сыщется? Туточки это было...

Добряк повёл рукой. Тихомир тут же кинулся на поиски, но Василий остановил его и сказал, что видел какой-то клык у Хохлика.

Хохлик сопел, отворачивался и не хотел ни с кем говорить. Ему объяснили, что это для спасения Рады, и он согласился, что дело важное, а всё-таки клык не отдавал.

— Вона, у волка выдерните, — надувшись, повторял он. — А меня-то всяк обидеть норовит, что ни отыщу, всё отнимаете...

В конце концов Марьяша условилась, что за клык отдаст ему два пирога. Хохлик требовал пироги немедленно, но всё же согласился получить их потом. А пока Бажена принесла ему пару ломтей из того, что осталось в корчме.

Хохлик злобно жевал, сопя, и блестел глазами. Он любил пироги, но и клык ему сразу же стало жаль, как отдал.

— Одну диковину сыскали, — взволнованно сказал Тихомир. — Может, и вторая сама в руки пойдёт?

— То уж тебе одному ведомо, — ответила Ярогнева. — Вот что: к ночи придёшь на берег. Начерти на земле круг этим клыком, Раду туда затяни и держи, как бы ни билась, ни кусалась, покуда петухи не пропоют. Сумеешь, твоя будет, а упустишь — пеняй на себя.

Тихомир, закусив губы, кивнул.

— Да слова нужны особые, чтобы она к тебе вышла. Это вторая диковина и есть.

— Добро, и что ж за слова?

— Кто же знает? — лукаво усмехнулась Ярогнева. — Самому придётся искать, другие тут не помощники.

Тихомир почесал в затылке и решительно сказал:

— Сыщу. Сыскал я прежде слова, чтоб она моею стала, сыщу и теперь. Ну, ждите к утру.

Он ушёл, и Марьяша проводила его тревожным взглядом.

— Ничего, — сказал ей Василий. — Он сможет. Он её приведёт.

Скоро бабка Ярогнева кончила работу и огляделась, уперев руки в поясницу. Тех, кому было хуже, устроили в корчме, остальные уже разбрелись и сами себе нашли еду и питьё, потому что и Добряку, и Бажене было не до того.

— Ну, девка! — сказала Ярогнева, подойдя к Умиле. — Ишь, разлеглась! Поднимайся, идём, погляжу на твои раны, да поведаешь мне, что на волке твоём за проклятие.

— Зачем? — разомкнула губы Умила, поднимая голову.

— Обещать не обещаю, да вдруг снять получится.

Тут и Завид встрепенулся. Умила заставила его лечь, поцеловала в широкий лоб, и, решительно сведя брови, поднялась.

— Ежели способ имеется, всё сделаю, — сказала она. — Что же, идём.

Василий посмотрел им вслед и спросил задумчиво:

— А вот я не понял, как это вышло. Вот вы, бермуды...

— Берендеи, — поправил Добряк. Его маленькие глаза превратились в щёлочки.

— Ага. Так вы, это... Ну, не сердись, но вы не относитесь к нечистой силе? Я вот не понимаю, как Умила прошла через границу. Вроде же Казимир говорил, это в обе стороны работает: отсюда не выйти, но и никакая другая нечисть не сможет войти. Ты, это, ещё раз прости, если что, мне любопытно просто. Да и она сама говорила, у вас в семье только ты превращаешься...

Добряк подбоченился, и из него полились слова. Из сказанного Василий понял, что этот дар просыпается не сразу, и пока не проснулся, дочь его ничем не отличалась от простых людей и свободно могла прийти.

— Потому как сюда она явилась девкою! — брызжа слюной, заявил Добряк и гневно указал пальцем на Завида. — И надо ж такому статься, что этот приблуда, который в человечьем обличье почитай и не бывает, успел до неё добраться!

— А, так ему, получается, дважды повезло, — нечаянно подумал вслух Василий.

Завид кашлянул, а Добряк замолчал, уставившись на Василия, и начал