Черноморский призрак 2 - Сергей Васильевич Лысак

Но вот если какую-то часть, чтобы стравить их друг с другом… Это был бы самый лучший вариант из возможных. Пусть меряются пиписьками, сколько хотят, но не мешают мне заниматься укреплением собственной власти. А там поглядим, кто полезен для дела, а кто нет. Я не тряпка Николай Второй, который даже при доказанных обвинениях против убийц Распутина не только не казнил главных виновников, но даже за решетку не отправил. Не-е-т, господа хорошие…Вы еще не знаете, на что способна несовершеннолетняя скромница Елизавета. Петр Великий и Иван Грозный меня бы поняли. А на мнение «просвещенной» Европы и заглядывающих ей в рот наших доморощенных либералов мне наплевать.

Вооружившись пером и бумагой, начинаю составлять список первоочередных кандидатов для «беседы», личности которых узнал из памяти Эстермана. Передоверять такое никому нельзя. Даже Бенкендорфу. Хотя в его личной преданности российскому престолу у меня никаких сомнений нет, но Бенкендорф — человек «просвещенного» XIXвека. Со всеми его «правами» и «свободами». Начнет церемонии разводить с этой зажравшейся аристократической сворой, и в результате потеряет время. А сейчас не то, что каждый день, каждый час важен. Поэтому мне нужен не «просвещенный» жандармский полковник образца 1855 года, а «непросвещенный» Малюта Скуратов. Который не погрязнет в юридическом крючкотворстве, а будет без затей рвать всех, на кого укажет хозяин… Вернее, хозяйка. Да только, где же этого Малюту взять? Вот и придется взвалить все тяготы следствия на свои хрупкие девичьи плечи. Ничего, выдержу…

Список готов, теперь надо забрать кое-какие бумаги в кабинете бывшего хозяина. Ничего особо компрометирующего с первого взгляда в них нет, но это если не знать всей подоплеки. А я знаю. Ох, ваши светлости и ваши сиятельства, доберусь я до вас… Так засияете, что в Европе увидят…

Но вот бумажные дела закончены, теперь можно и отдохнуть. Ганс прав, тельце у меня сейчас очень хилое. Поэтому перегружать его без меры не следует. Как раз и моя новая камеристка Настя вернулась. Отправляюсь с ней в выделенную мне спальню, где приходится пройти через обряд «раздевание барышни» с помощью Насти. Самому это сделать трудновато. Ей богу, поубивал бы здешних модельеров! Раз теперь меня это напрямую касается, надо начинать прогрессорствовать в области женской одежды. Это же уму непостижимо — напяливать на себя столько тряпок! Причем зачастую самостоятельно это невозможно! Зачем⁈ Хрен с ним, длину подола платьев можно оставить прежней. Но вот все остальное нуждается в серьезной модернизации.

Господи, какое счастье, наконец-то остаться в одной ночной рубашке, и завалиться в кровать! Ганс, мерзавец этакий, язвительно хихикает.

— Что, Командир, ношение установленной формы одежды создает некоторые сложности?

— Ганс, не трави душу! Это же сущий кошмар! Давай думай, что можно поскорее внедрить, чтобы от этого убожества избавиться!

— Ладно, посмотрим, что можно сделать. Сразу говорю, на мини юбки, брюки, капроновые колготки и комплекты от «Версаче» не рассчитывай. Эпоха не соответствует. Не поймут-с, как сейчас говорят господа аборигены. Но что-то более-менее удобное придумаем. Давай, спи, Ваше будущее величество! Детям давно спать пора. Тебе завтра еще свою маменьку охмурять.

— А зачем ее охмурять? Маменька умная и понимает, что выбора у нее нет. Либо она со мной, либо ее сожрут. Лишь бы до нашей встречи дожила. А там будет всем господам февралистам и их английским хозяевам «сюрпрайз»…

Ночью меня не беспокоят. Но когда будят в условленное время, выясняется, что были две попытки побега из числа прислуги. Проведенное по горячим следам расследование выяснило, что эстермановские «шестерки» все же надеялись предупредить заговорщиков о том, что ситуация изменилась. Ну, что же. Они сделали свой выбор. Мне такие подданные не нужны.

К семи часам я уже сижу в рабочем кабинете, полностью облачившись в установленную «форму одежды» (с помощью Насти, разумеется), и жду появления Бенкендорфа. Надеюсь, что жандарм не подведет. Так и есть. Раздается стук в дверь и в кабинет входит Милорадович.

— Разрешите, Ваше Императорское Высочество?

— Входите, Дмитрий Михайлович. Что случилось?

— У ворот особняка конные жандармы. Не менее полусотни. Командует полковник Бенкендорф, настаивает на встрече с Вами. Вверенные мне кавалергарды готовы отразить нападение.

— Все в порядке, Дмитрий Михайлович. Проводите ко мне полковника Бенкендорфа. Он на нашей стороне и прибыл с целью оказать помощь против заговорщиков.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество!

А вот теперь сыграем по-крупному. Интересно, как воспримет мои слова Бенкендорф. Раньше он с Елизаветой не общался, только издали ее видел. Поэтому не заметит резкую перемену в поведении. Но, с другой стороны, такие выверты судьбы тоже не каждый день бывают. И как поведет себя в критической ситуации «скромница» Елизавета, никто не знает. Елизавету Петровну тоже до последнего момента никто из ее врагов всерьез не воспринимал.

А вот и Бенкендорф, легок на помине. Вваливается в кабинет в сопровождении Милорадовича, и явно удивлен, увидев меня живой. Но службу знает. Докладывает, как положено, и ждет дальнейших распоряжений. Вот и я не буду тянуть кота за «фаберже»…

— Доброе утро, Фридрих Карлович! Я знаю, что Вы не связаны с заговорщиками, и всеми силами пытались предотвратить переворот. Очень жаль, что государь император не прислушался к вашим словам. Но что случилось, то случилось. Теперь будем исходить из того, что есть. Я хочу спасти Российскую Империю от поражения в войне и уничтожить бунтовщиков, восстановив порядок. Вопрос к вам обоим, господа. Готовы ли Вы следовать за мной до конца, несмотря ни на что? Враги очень сильны. Если откажетесь, ваше право. Спокойно уйдете в отставку, никаких преследований вас и ваших близких не будет. Обещаю. Итак, ваше решение?

— Готов служить Вам, Ваше Императорское Высочество!

— Готов служить Вам, Ваше Императорское Высочество!

— Я рада, что не ошиблась в вас, господа. Сейчас же отправляемся в Зимний. Государыня императрица еще жива?

— Вчера вечером была жива, Ваше Императорское Высочество. Но… Лейб-медики не питают надежд… Извините.

— За правду не извиняются, Фридрих Карлович. И впредь прошу всегда говорить мне только правду, какой бы горькой она ни была. Потом поговорим с Вами более обстоятельно. А сейчас — в Зимний!

Впрочем, понятие «сейчас» в умах аборигенов довольно растяжимое. Я об этом заранее не подумал, а когда кинулись, оказалось, что приличествующий для царевны выезд надо готовить более часа. Такой расклад меня не устраивал, поэтому приказал немедленно отправляться верхом. И началась клоунада. Со слов дворецкого выяснилось, что это невозможно. Почему?