Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

крайне необходимо и не терпит никаких отлагательств. Может быть, так и вправду следовало бы поступить. По крайней мере, не таким беззащитным чувствовал бы себя в будущем путешествии. Реальной помощи, конечно, Лёха оказать не сможет, однако, сами понимаете, когда кто-то тебя ждёт, беспокоится и хотя бы морально поддерживает, это совсем другое дело. Сил прибавляет, что ли, и уверенности…

Дверь квартиры Шауля Кимхи распахивается, едва только подхожу к ней.

– Ну, наконец! – глаза его лихорадочно блестят, и сразу заметно, что он полон решимости творить добро, а морально-этическая сторона вторжения в прошлое наверняка после долгих размышлений и колебаний им успешно положена на лопатки. Хорошо, что всё это произошло ещё до моего появления, и дополнительных разъяснений и уговоров не требуется.

В комнате Шауль организовал для нашего предстоящего действа самую настоящую медицинскую палату. Рядом с диваном, на котором будет некоторое время покоиться моё бесчувственное тело, уже установлена неизвестно откуда взявшаяся аппаратура для медицинской диагностики, стойка с навешанными готовыми капельницами, ещё какие-то приборы непонятного назначения. На мой удивлённый взгляд Шауль невозмутимо отвечает:

– Помню, с каким трудом ты выходил из гипноза раньше. Поэтому не хочу сейчас рисковать. Всё-таки я ещё и врач отчасти. А ты уже, извиняюсь, не юноша, и с тобой, неровен час, что-нибудь может случиться. Не хочу брать дополнительный грех на душу – их на мне и так чересчур много…

– Ну, спасибо, друг! – посмеиваюсь. – Умеешь ты приободрить человека в трудной ситуации!

Но далее Шауль веселиться не собирается. Лицо его становится серьёзным, и он спрашивает:

– Помнишь мою просьбу? Прежде, чем начнём, мне необходимо убедиться, что у тебя благие намерения, и ничего необдуманного и опасного совершать в прошлом ты не собираешься.

– Ты мне всё ещё не доверяешь?

– Не в этом дело. Хотя, наверное, и в самом деле, не очень доверяю… Раньше, в наших экспериментах с профессором Гольдбергом, я хоть чётко знал, какова твоя цель и что ты будешь в этом прошлом делать, потому что ты отправлялся решать не только свои, но и наши общие проблемы. Тогда, по крайней мере, всё для меня было ясно и понятно. Сейчас ты собираешься разыскивать похищенного сына. И это мне тоже понятно. Первая твоя попытка нырнуть в прошлое, чтобы предотвратить похищение, нам не удалась. И это очень плохо. А что на сей раз ты хочешь предпринять? Какую альтернативу нашёл?

Никуда не денешься, придётся ему, наверное, рассказывать о письме, которое адресовал мне покойный батюшка разорившегося заводчика Шварца. А потом, чтобы связать это послание с исчезновением сына, придётся доложить и о своих вещих снах, в которых я встречался с загадочными «Стражами Времени». Что-то скрывать от него сейчас глупо. А следом за этим потянется убийство незнакомца в ресторанчике – короче, всё, что произошло, от начала и до конца… Только поверит ли Шауль в этот невероятный калейдоскоп внешне не связанных друг с другом событий? Не сочтёт ли меня окончательно свихнувшимся от свалившихся на мою голову бед?

Но Шауль слушает внимательно, не перебивает и даже иногда согласно кивает головой. Я же мельком поглядываю на него и слежу за реакцией. Мне казалось поначалу, что он с первых слов станет резко возражать и обвинять меня в беспочвенном фантазировании, ведь я-то уже насмотрелся на коренных израильтян, которые, при всей своей внешней простоте и благожелательности, ничего не принимают на веру и во всём требуют вещественных доказательств. Да я и сам, наверное, становлюсь потихоньку таким. Ничего не поделаешь – жестоковыйный мы народ ещё с библейских времён. А сегодняшние времена – они сильно изменились, что ли?

После того, как заканчиваю рассказ, он некоторое время задумчиво расхаживает по комнате, потом молча отправляется на кухню заваривать кофе. А я с напряжённым вниманием слушаю, как он позвякивает за стеной чашками и кофейником и что-то негромко бормочет.

На часах полдень. Почти час с лишним потерян на рассказы, а ведь можно было бы уже… Но торопить его не хочу, пускай дозреет. Наконец, Шауль возвращается ко мне с двумя чашками горячего кофе.

– Да, интересно ты рассказываешь, – говорит он неторопливо и ставит передо мной чашку. – Одного понять никак не могу: для чего ты всё-таки понадобился этому гениальному авиаконструктору из прошлого? Какие-то предположения у тебя есть? Если он собирается передать через тебя послание человечеству, разве не мог написать книгу или статью и опубликовать в печати? Если же ты понадобился для чего-то другого, то для чего? И почему именно ты, а не кто-то другой? Какой из тебя, извини за прямоту, передатчик? И кому это послание будет адресовано? А больше всего не понимаю, для чего потребовалась такая странная форма передачи, если можно было оставить какую-нибудь потайную рукопись для потомков? Неужели это было бы сложней, чем городить такую запутанную комбинацию с тобой и твоими перемещениями во времени? Стоит ли игра свеч? Нет ли здесь какого-то подвоха?

– Во-первых, в те времена свободно публиковаться в печати было просто невозможно. Если бы Бартини попытался что-то сообщить человечеству открыто, не согласовав свои взгляды и намерения с кураторами от науки, тысяча препятствий встало бы перед ним. В конце концов, это сочли бы политическим инакомыслием, какие бы благие и безопасные для властей идеи в его голове ни созревали. Он ведь не был ни официальным идеологом тогдашней системы, ни признанным в научном сообществе философом, для которого некоторое вольнодумие традиционно допускалось. К тому же, Бартини уже отсидел десятку в сталинских лагерях, а это клеймо на всю оставшуюся жизнь. Ты даже не представляешь, что происходит с психикой нормального человека после такого испытания. Я уж не говорю о вечном страхе, навсегда поселившемся в его душе, и этот страх, поверь мне, ничем не вытравить и за годы… А во-вторых, мне кажется, что мой разговор с Бартини будет, – каким бы это ни казалось абсурдным, – всего лишь о моём сыне и его компьютерной программе прогнозирования будущего. Сегодня этой программы пока не существует, но Илья создаст её через некоторое время. Я это знаю.

– Всё равно не понимаю, каким образом Бартини смог узнать о том, что появится только через сто с лишним лет? – Шауль смотрит на меня широко открытыми недоверчивыми глазами. – Неужели у этого итальянца-изобретателя был пророческий дар, такой же, как у наших библейских праотцов? Ни за что не поверю, что такое в последние столетия возможно…

– Мне кажется, что тут всё проще и банальней. Хотя не менее фантастично… – задумчиво чешу лоб и выдаю мысль, которую только сейчас мне удаётся кое-как