Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Через час я уже описывал директору под его вытращенные глаза ситуацию.

— Сколько краски?

— Ну, в общей сложности получается около семисот банок разной, — сказал я.

— А где я деньги на это возьму?

— А вот за этим я к вам и пришёл. Позвоните в Комитет по образованию, спросите, оплатят ли они нам ремонт. А то, что мы уже возьмём краску за свои деньги, потом будем возвращать из госфинансирования, — говорил я так, словно всё это было предельно просто и обыденно.

— Хорошо, я позвоню в Комитет… Это немалые деньги. Они нам только что выделили на ремонт машины…

Я уже разговаривал с завхозом училища и понял некоторую специфику снабжения нашего учебного заведения. Нормальный мужик, Иван Анатольевич, правда, любитель выпить. Или даже профессионал. Трижды с ним беседовал, и трижды от него тянуло таким «амбре», что казалось, будто он стакан водки залпом махнул. Я даже подумывал, не заменить ли его. Но потом понял, несмотря на алкоголизм, он работает. А с кадрами в системе образования действительно беда.

Так вот, в течение учебного года денег училищу практически не выделяют. Разве что крохи — на резинки для трусов. Но приходит декабрь, и начинается аврал. Переводить деньги на следующий год, похоже, нельзя, поэтому Комитет требует срочного освоения немалых сумм.

По словам Ивана Анатольевича, он имеет договорённости с магазинами, которые ещё за два-три месяца до поступления денег откладывают нужный товар, чтобы потом училище могло закупить парты, мебель, ту же краску. Освоить бюджет в один декабрьский месяц, да ещё в условиях дефицита и отсутствия компьютеризации — задача не из лёгких. Но деньги в Комитете по образованию обязательно будут. Просто они их придерживают, а потом распределяют.

Учитывая, что восемьдесят процентов всей работы по закупке стройматериалов я уже сделал — нашёл всё по телефону, я отправился на тренировку.

— Ну что, разомнёмся и начнём? — залихватски сказал я, встав напротив Степана.

Был я в красных шортах, в майке на размер меньше, в облипку. Отчего-то, даже немного смущался в присутствии Насти, которая в обед решила посмотреть, как мы будем друг другу вмаз… эээ… соревноваться. Надеюсь, на этот раз не будет, как в прошлый, когда почти в одну калитку я отхватывал.

Хочется и Степана повалять. Только в серьёзной тренировке, в спаррингах я понял, что моя реакция не всегда поспевает за мыслями и решениями. Головой вижу картинку боя, даже предугадываю следующий удар соперника, но не всегда успеваю среагировать. А Степан быстрый. Однако, у меня есть понимание военно-прикладного рукопашного боя. Да и Степан — не противник, а партнёр, с которым можно и нужно отрабатывать приёмы.

— Спасибо, Настя, — не поблагодарить было бы невежливо девушку, наблюдавшую за всей полуторачасовой тренировкой.

Если бы Настя только знала, за что именно я благодарю… Степан столько раз отвлекался на неё, что мне удалось провести несколько задумок и пару раз с явным преимуществом одолеть соперника.

Обмывшись под краном в туалете, насколько это было возможно, я вновь направился в кабинет. Пора было поработать с бумагами и тезисами для выступления на собрании экономического кружка.

— Анатолий Аркадьевич Чубайсов? — возле моего кабинета стоял парень в форме лейтенанта милиции.

— Он самый, — собравшись внутренне, ответил я. — Чем обязан?

— Я следователь Матюшенко. У меня есть к вам несколько вопросов по поводу вашего хорошего знакомого — Ильи Шатыро, — сказал милиционер, оценивающе оглядывая меня.

Приплыли? Или ещё побарахтаемся? Как они на меня вышли?.. Витёк?.. Он? Не дай Бог, нашли какие-нибудь записи Ильи…

Глава 5

— А что вы делали в ту ночь убийства? — вновь неожиданно спросил меня лейтенант.

Я в это время разливал чай. А следователь ждал момента, чтобы смутить. Уже пора бы понять, что на меня такие ухищрения не действуют.

— Знать бы, в какую именно ночь, — задумчиво сказал я, внутренне усмехаясь.

— Я уточню, — с некоторым раздражением сказал лейтенант.

Молодому милиционеру не получалось вывести меня на провокацию, вызвать хоть какое-то замешательство. Он пытался. И пристально смотрел на меня, несколько даже угрожающе, посматривая в какие-то свои записи, будто там уже имеются доказательства моей причастности к самым страшным преступлениям. Работал на психологию. Я должен был растеряться, показать своё волнение, в моих словах должны были появиться нотки сомнений. Но ничего этого не произошло.

— У меня есть показания, свидетельствующие о том, что у вас мог быть мотив к убийству, — примерно после получасового допроса следователь Матюшенко стал раскрываться. — Вы могли убить, чтобы не платить по выставленным вам счетам. А еще фарцовщик мог не отпускать вас, шантажировать.

— Я не отрицал того, что должен Илье деньги. Я не знаю, сколько он напридумывал моих долгов. Но по факту я ему должен не больше ста пятидесяти рублей. То, на что вы намекаете, не лишено смысла, но лишь только с вашей точки зрения, — спокойно говорил я, периодически отпивая из стакана чай.

— Это не моя точка зрения, а точка зрения следствия. И оно на особом контроле, — возразил мне следователь.

— Товарищ лейтенант, разве решал бы я свои проблемы таким образом, даже если бы они были? Да и моё алиби… Ладно бы дома спал, один. Так и не было бы возможности доказать свою непричастность. А тут общежитие, вахта… — всё также невозмутимо говорил я.

— А как вы относитесь к таким, как Илья? Таким, как вы сам… были? Ведь брали же у фарцовщика вещи на продажу? — лукаво интересовался следователь.

— Брал, как и, наверное, несколько десятков других людей. То, чем занимался Илья, было всем известно. Милиция бездействовала, порождая чувство вседозволенности. Отсутствие наказания ведёт к рецидиву, — уходил я в пространственные рассуждения. — Но я, в отличие от других, отказался от этого дела.

— Илья остался недовольным, и у вас вышел конфликт, — победоносно произнёс Матюшенко.

Я рассмеялся.

— Простите, товарищ следователь, но вы, видимо, не понимаете всех тех масштабов деятельности Ильи. Он ещё как-то почувствовал бы, если бы сразу человек десять реализаторов отказались с ним работать. Мои же дела были слишком мелкими, — отвечал я.

Наступила пауза. Лейтенант позволил себе всё же попить чаю, прикусить предложенным печеньем. Он явно растерялся. Так бывает со следователями, если они рассчитывают на одну