95-й. Сны о будущем прошлом - Ольга Войлошникова

можно или в зале на стул. Милости прошу, — и заскочила в ванную. Критически осмотрела себя в зеркало. Нда. Если и дальше так дело пойдёт, я буду как Аврора розовоперстая, беспрерывно розоветь. В шафрановый пеплос только облачиться осталось.

Кстати, о музыке… Пока мой кавалер мыл руки, я сдвинула с рычагов телефонную трубку. А то знаем мы вас, в самый интересный момент обязательно кому-то понадоблюсь. А теперь — супчик разогревать. Микроволновки-то нет!

И чайник кипятить. И хлебушек резать.

Сметанка у меня была заготовлена со вчера, зелень я тоже купила. Понятно, что своя с дачи будет, но тут, знаете ли — за один раз не обеднею, в конце концов, а вот шанс второй раз произвести впечатление вряд ли представится. Кулинарных шедевров это тоже касается.

А ещё я вчера купила большую суповую тарелку. Потому как из тех крошечных пиалок, что маманя в шкаф наставила, мужика кормить — только кур смешить. И к плите я никак не привыкну, большие цифры у неё наоборот… И долго как всё, блин! Долго закипает, долго согревается.

Вовка остановился в дверях кухни:

— Помочь?

— Садись, куда уж в такой парадной рубахе помогать, — ой, божечки, если всё сложится, надо будет ему у отца взять хоть пару футболок, они возили здоровенные размеры, как раз защитного цвета… — Чайник вон карауль, чтоб не взорвался.

— А он должен?

— Надеюсь, что нет, — я проверила, насколько согрелся суп, и снова с сомнением посмотрела на его рубаху, — Ты знаешь, мне очень неловко тебе это предлагать, но отстирывать даже маленькие свекольные пятнышки — очень неприятный вариант.

Вовка усмехнулся и ушёл в зал. Вернулся в одних брюках:

— Так лучше?

— Ой, так — ваще суперски! — вид, и правда, радовал глаз, — Садись, вот тебе полотенце, аристократически полотняных салфеток не имеем. Давай, хлеб режь! И зеленушку.

Я вручила ему нож, хлеб и зелень. Пока он резал, наполнила тарелки, выставила на стол, добавила сметаны.

— Зелень сыпь. На добавку оставь маленько.

— Слушай, какая красота! А пахнет — м-м-м…

— Скажу без ложной скромности, я — мастер борщей. Пробуй.

Муж (Боже, я надеюсь, что муж, иначе в этой ветке реальности мне останется только прекратить столь бессмысленную линию жизни), зачерпнул ложку. Попробовал.

— Обалдеть.

— А я что говорю! — понятное дело, что курсант всегда голодный, и тем не менее, — Ешь, там ещё добавка есть. Ой, конфеты же! — я сбегала в коридор, вытрясла из сумочки конфеты и насыпала в вазочку. Подумала, и сунула в холодильник. А то три часа в тепле.

Я накормила Вовку борщом (с добавкой!), потом мы попили чай с холодными конфетами и маленькими хрустящими ангарскими сушками.

Потом я решила сразу вымыть тарелки, и уже составляя их на сушилку почувствовала, что он стоит сзади, совсем близко. По ногам снизу вверх хлынула горячая волна. И тут он поцеловал меня в шею — и всё, я поплыла. Как тарелки не разбила, не знаю.

Мы целовались в кухне, потом каким-то образом очутились в моей комнате, а толстое пушистое покрывало — на полу. И подушки… В какой-то момент я вспомнила, что надо бы бояться, потому как здесь у меня мужчин пока не было… и сразу забыла, провалилась в этот жар, в захлёстывающее головокружение, в стоны, в водоворот, накрывающий с головой…

Он лежал рядом, и кожа его была влажной и слегка прохладной. Я погладила его по плечу. Лень было даже глаза открывать. И немножко больно всё-таки, сейчас дошло…

Он спросил:

— Ещё?

Вот теперь я точно глаза не открою. Я почувствовала, что снова краснею.

— Ты знаешь, я не уверена, что смогу так сразу сейчас. Ну… Сразу после…

Ой, блин… я мастер дипломатии…

Он приподнялся на локте:

— У тебя первый раз, что ли? — не поверил, кажись. Ещё бы.

Я перекатилась и уткнулась носом ему в подмышку:

— Не спрашивай, я стесняюсь, — я принюхалась к своему мужчине, — Боже, как же ты обалденно пахнешь, — вот тут он, кажется, удивился.

— Я потный…

— Пофиг! Обалденно… — Я поцеловала его в плечо. Да, с закрытыми глазами, — А хочешь, пойдём в душ? Не так жарко будет?

И потом, на счёт «стандартной формы межполового взаимодействия» я сегодня, конечно, сомневаюсь. Но есть же и другие способы? Пилинг для коленок, опять же…

Из душа я выглядывала аккуратно. Мало ли, вдруг родня припылила, а тут мы такие красивые. Но нет, в Багдаде всё спокойно.

Надо бы, кстати, подумать об ужине, не всё же парня супом кормить. Мы снова сидели на кухне, только гораздо менее отягощённые одеждой. Я задумчиво смотрела в холодильник.

— Вов, а ты до скольки в увольнении?

Он притянул меня к себе, усаживая на колени:

— До семи утра. В семь, кровь из носу, должен быть в части.

— О! — обрадовалась я, — А давай ты мне мясо поможешь скрутить?

Он, по-моему, слегка удивился:

— Мясо?

— Ага. У меня есть мясо. Немного, свинина и говядина. И лук. Я хочу фарш сделать.

— Котлеты?

— Нет, гораздо, гораздо лучше. Я хочу перемячи, поверь мне, это дивная вещь!

Перемячи — это прекрасно. Во-первых, они из настоящего мяса. И это просто офигенно, потому что после того вычитанного бизнес-плана с гнилой капустой я никаким мясным продуктам этих лет не доверяю, хоть убейте. Во-вторых, вокруг этого мяса вкусное домашнее тесто, жареное в масле, а внутри ещё бульончик получается.

Перемячи — это открытые мясные пирожки. Татарского происхождения. Матушка у меня татарка, я разве не говорила?

Фарша получилось не сильно много, килограмма два. Это уже с яйцом, с солью, с чёрным перцем. Я условно разделила его на три неровных куска.

— Так. Вот это я оставлю на завтра, мои с дачи приедут, надо будет их кормить. Вот это мы в пирожки замотаем. А вот это — с макаронами съедим, пока ещё тесто дойдёт.

— Не вижу изъянов в плане.

— Вот и правильно. Ты жаришь фарш, потому что мясо у мужчин всегда лучше получается. Я варю макароны. И тесто мешу.

Потому что совместный труд — он объединяет. А фарш из хорошего мяса, обжаренный с мелко порубленным луком и тёртой морковкой — это песня. Перемешиваешь всё это с чем-нибудь макаронным (в нашем случае нашлись спагетти) — и наслаждаешься.