Ворота богини Иштар - Александр Васильевич Чернобровкин

Я объяснил художнику, что такое перспектива, показал на примере с богом Шамашу, как сделать так, чтобы казался находящимся в глубине фрески, за много метров от ее нижнего края. Для этого к нему, расположенному в центре, шла сужающаяся темно-синяя дорога. По бокам от нее и вокруг бога краска светлела к краям. В итоге казалось, что Шамашу идет к зрителю по водной глади, аки посуху, из глубины фрески. Посоветовал жене купца Мардукшумибни, дородной женщине, неторопливой и немногословной, чтобы никому не показывала неделю, пока изображение не высохнет. Пообещала так и сделать. Не думаю, что четко блюла договоренность, наверное, делала исключение подругам и родственникам, но, когда через неделю пришел я со своими работниками посмотреть результат, а вместе с нами ввалились соседи и набежавшие со всего Нового города зеваки, даже я удивился, до чего хорошо получилось. Представляю, что случилось бы с археологами, если бы нашли ее. Сколько бы новых диссертаций о художественных достижениях вавилонян было бы написано! А сколько предыдущих было бы опровергнуто!

Вавилоняне, никогда не видевшие ничего подобного, ахнули дружно и громко. Почти все подходили к фреске и трогали ее руками, убеждаясь, что она плоская. После чего, не приходя в сознание, делали вывод, что мы каким-то колдовским образом, не побоявшись божьей кары, умудрились затолкать Шамашу внутрь стены и закрыли проем прозрачным стеклом.

С этого дня мой дом со сравнительно скромными фресками оставили в покое, а объектом паломничества стало жилище купца Мардукшумибни. Он, вернувшись домой из Суз, тоже ахнул и привез мне двумя ходками на муле пять билту каолина. Теперь у меня долго не будет нужды в деньгах. Прикинул, что выгоднее и спокойнее было бы изготовить из него ультрамарин и продать красильщикам тканей, потому что шел на вес золота в прямом смысле слова, но решил продолжить заниматься творчеством. Есть неподдающееся определению и логическому объяснению очарование в создании произведений искусства, хотя мое участие в этом процессе сводилось исключительно к организации процесса и обеспечении его материалами.

Как только пошли деньги, я купил молодого мула, чтобы возил наши материалы на объекты, и большой дом в пригороде, переселил туда Хашдаю с семьей. Сделал там склад для песка, кирпичной крошки, дров и соорудил во дворе печь для обжига известняков, получения негашеной извести, которая нам требовалась в большом количестве. С вечера муж готовил сырье, утром растапливал печь, а потом жена подкидывала дрова и, когда температура становилась высокой, закладывала молотый мел или известняк. За это они были освобождены от платы за жилье. Для семьи деревенских халдеев, перебравшихся в Вавилон и несколько лет прозябавших на птичьих правах, перебиваясь случайными заработками, они теперь обитали в приличном доме и имели очень хороший и, главное, постоянный доход.

Заказов стало слишком много, поэтому я повысил расценки сперва в полтора раза, а потом и в два, параллельно увеличив во столько же зарплату работников. Мы всей фирмой стали стремительно богатеть. Я предупреждал Табию, Хашдаю и Думмука, чтобы никому не рассказывали о материалах, которые мы используем, и технике работ, но через три с половиной месяца у нас появились конкуренты. Это должно было случиться рано или поздно, потому что бизнес оказался очень прибыльным. То ли кто-то из моих работников проболтался, то ли сами сообразили, проследив за ними. Видимо, выведали не всё и красок хороших не имели, потому что получалось у них неважно, с нашими фресками не сравнить. В итоге каждая фирма заняла свою нишу. Мы выполняли заказы богачей, готовых заплатить за высокое качество, а конкуренты делали тяп-ляп и дешево — Микеланджело для бедных.

13

Я был уверен, что мы встретимся. Почти все богачи Вавилона решили обзавестись фресками. Это стало модным. А какая женщина устоит перед этим поветрием⁈ В один прекрасный день меня пригласили в дом Иддинмардука, сына Набуаххеиддина, у которого я купил дом. Злые языки утверждают, что сын был бы самым богатым в Вавилонской империи, если бы не занимался делами. Любое финансовое мероприятие, за которое он берется лично, терпит крах. Спасает отец, который и является самым богатым в городе и, как следствие, в Вавилонской империи. Зато предприятия, переданные в управление родственникам или рабам, приносят Иддинмардуку большую прибыль. У него крупная ростовщическая контора в Вавилоне, несколько домов в Старом городе, сдаваемых в наем, мастерские и сельскохозяйственные участки по всей империи, несколько тысяч рабов, которые трудятся не только на его собственных полях и садах, но и на арендуемых у храмов.

В Вавилонской империи довольно интересные формы рабства. Есть типичное примитивное, когда невольник выполняет приказы хозяина, или управляющего, или того, кому его отдадут в аренду. Есть что-то типа колоната, когда рабу доверяют участок земли, в том числе взятый по договору у храма, который он обрабатывает, отдавая заранее оговоренные части урожая хозяину и в оплату аренды, а остальное оставляет себе. С более толковыми заключали договора и одалживали деньги под процент на организацию мастерской или кабака, получая машшарту (ежемесячную выплату). При этом раб мог судиться со своим хозяином, если тот нарушал договор, и наоборот. Большую часть владельцев кабаков и изготовителей сикеры составляли несвободные люди. Некоторые со временем становились богаче своих хозяев и выкупались на волю вместе с бизнесом. Самые деловые становились управляющими имений, а то и предприятий всего округа, командуя, в том числе, и свободными людьми, нанимавшимися для исполнения каких-либо работ. Жили они круче, чем многие свободные, имея роскошные дома, собственных рабов и целые гаремы. Таких богатые вавилоняне, не умеющие с умом распоряжаться деньгами, перекупали друг у друга за сотни шиклу.

Дом Иддинмардука занимал половину квартала, был трехэтажным и имел два двора: небольшой первый, в который выходили двери служебных помещений и жилья непомерного количества рабов, слуг и секретарей, и большой второй, который был скорее садом с фруктовыми деревьями с уже начавшими желтеть листьями, клумбами с опавшими лепестками у цветов и фонтаном. Осень — самая приятная пора в этих краях, когда уже не жарко и еще не холодно. На входе в каждый несли службу по два охранника, вооруженные короткими копьями и кинжалами, но без щитов и доспехов. Мне пришлось подождать возле комнаты раба-привратника, когда о моем приходе доложат, придет секретарь и проводит во второй двор. Там меня оставили в саду напротив входа в жилые помещения хозяев, предложив присесть в тени инжира на скамью со спинкой и сиденьем из красного дерева и красными подушками, вышитыми золотой нитью, и подождать, когда выйдет хозяйка и