Князь Системы 3 - Сергей Шиленко

В лучшем случае я ожидал, что Верига от неожиданности плюхнется на задницу, но как же я ошибался. Гнев настолько затуманил мой разум, что я не учел возможности, что он намеренно пытался меня разозлить.

Хитрый сукин сын решил поиграть со мной с самого начала.

Он вскинул руки, выставив правую и демонстрируя Костоломную Рукавицу, которой хвастался пару часов назад.

Металл блеснул в лунном свете.

Я со всей силы опустил меч обеими руками ему на голову. Должен был разрубить плоть и кость, расколоть череп надвое, но он поймал клинок металлической перчаткой.

Звук металла о металл прозвенел в ночной тишине. В глазах Вериги промелькнуло торжество — именно на это он и рассчитывал.

Перчатка Вериги вырвала меч у меня из рук и отбросила в сторону.

Я потерял равновесие, и он бросился на меня, вытянув вперёд свой артефакт. Я был выше его на голову, но с силой перчатки он играючи повалил меня на спину. Я жестко приземлился на сухую землю.

— Не сопротивляйся, — прохрипел он. — Это пустая трата моего времени. Тебе конец. Просто позволь этому случиться…

Как же. Сдохнуть под болтовню этого философствующего рабовладельца? Не самый достойный конец для Князя.

Правая рука все еще слушалась. Я подскочил с земли и вмазал левой ему по рёбрам.

И тут же отхватил удар в голову. По касательной, но хватило и этого.

В ушах зазвенело, зрение сузилось. Периферийное изображение дома, ветвей и листьев начало расплываться в кружащийся хаос, окружавший самодовольное лицо Вериги.

Мозг лихорадочно перебирал варианты. Применить магию не успеваю, в правой руке стрела, меч отлетел. У меня не осталось никаких ресурсов… Кроме одного.

Того, что через секунды мог оказаться вне досягаемости.

Я хрипло рыкнул и впечатал ногу ему живот. Верига взвыл дурным голосом. Этого хватило, чтобы произнести слова призыва.

— Скрытень!

Моя правая рука больше не была пуста. Я чувствовал Кинжал Сокрытия в своей ладони. Знакомый вес, идеально лежащий в руке. Сейчас покажем этому философу, что значит настоящий бой.

С рыком, в котором смешались боль и ярость, я из последних сил рванул руку с зажатым в ней клинком и вогнал его Вериге в глотку по самую рукоять.

Его рот скривился, глаза приобрели холодный, серый, тусклый оттенок. Кровь закапала с губ. Самодовольная улыбка сменилась выражением полного недоумения.

Он дернулся, а я провернул нож с такой силой, что вся моя рука затряслась, затем оттолкнул его от себя силой одного лишь клинка.

Верига рухнул на бок с ножом, все еще торчащим в его распоротом горле.

Я рухнул на колени. Адреналин начал отступать, оставляя место пульсирующей боли во всем теле. Голова раскалывалась, рука горела огнем, но я был жив. А этот философствующий мудак больше никого не купит и не продаст.

Когда зрение немного прояснилось, с трудом поднялся, опираясь на локти, и посмотрел на распластанное тело. Верига был мертв. Да и стрелять из винтовки, это не то же самое, что отнимать жизни ударом ножа или меча…

— Василий⁈

— Я здесь! — кашлянул, прикоснувшись рукой к подбитой голове.

Силуэт Лары возник из темноты, она спешила ко мне с натянутым луком. В её глазах читалось беспокойство, которое она пыталась скрыть за профессиональной собранностью.

— Вовремя ты, ничего не скажешь, — прохрипел я, все еще пытаясь отдышаться. — Решила дать мне шанс в одиночку тут всех разделать?

— Что, черт возьми, случилось? — лихорадочно спросила она, оглядывая поле боя.

— Сейчас это уже неважно. Нам нужно придумать, что мы будем делать здесь дальше.

Лара окинула взглядом поле боя — разбросанные тела, следы крови, обгоревшие останки у входа в караульный дом. Её взгляд задержался на каждом трупе, быстро восстанавливая картину произошедшего.

— Судя по всему, ваша межкняжеская дипломатия здесь быстро перешла в более… решительные методы, — заметила она, затем её взгляд остановился на стреле, торчащей из моего предплечья. — А вот это нужно вытащить. Немедленно.

Мы переместились к караульному дому, где было больше света от догорающих углей.

— Кусай, — сказала Лара, протягивая мне свернутую тряпку.

Я впился зубами в свалявшуюся груду материи. Лара прижала ладонь к месту, где стрела проткнула кожу. Ее пальцы были холодными на фоне пульсирующей боли.

С силой надавив, она схватила другой конец и резко потянула на себя.

Щелк.

Это была не кость, но ощущения были чертовски похожи. Звук заставил меня поежиться.

Я стиснул зубы сдерживая рык боли, когда она отбросила отломанный наконечник стрелы. Зазубренный металл был весь в крови. То же самое она проделала с оперением на другом конце, оставив только древко внутри моей руки.

— Будет больно.

— А то я не знаю.

Ещё сильнее стиснул зубы, готовясь к новой порции боли.

— Готов?

— Просто сделай это.

— Три, два…

Не дожидаясь «один», Лара резко выдернула древко. Конец вошел глубже в руку, проскользнул сквозь плоть, а затем быстро вышел. Ощущение было отвратительным, словно кто-то протаскивал через мышцы раскаленный прут.

Я хрипло рыкнул, так сильно стиснув зубами тряпку, что казалось, челюсть сломается.

— Ой, да ладно тебе, князь, — сказала подруга. — Тебе уже волк кусок из этой же руки вырывал.

— И то верно, — кивнул ей, доставая из инвентаря **зелье исцеления**. — Но согласись, ощущения не из приятных, когда в тебе что-то постороннее ковыряется.

— Хорошо, что я не такая.

Я покачал головой и выдавил улыбку, затем выпил зелье. Рана через несколько секунд выглядела немного лучше, но Лара все равно потратила несколько минут, чтобы перевязать ее.

Затем мы с нею быстро вернулись в пустой дом и спустились в подвал.

— Боги праведные… — сглотнула Лара, как только увидела тигролюдов.

Вонь нечистот и отчаяния ударила в нос. Я снова оглядел группу. Все они были примерно на тех же местах, что и раньше. Измученные лица, потухшие глаза. Верига превратил их в сломленных животных.

Но они были живы. И это главное.

— Мы не причиним вам вреда, — уверенным голосом сказал заключённым. — Мы вытащим вас всех отсюда.

Их усталые глаза не изменились; в них читались лишь недоверие и скептицизм. Сколько раз им обещали свободу, а потом предавали? Судя по всему очень много.

В их взглядах застыла та особая осторожность, которая появляется у существ, слишком много раз обманутых.

— Я не виню никого из вас за то, что вы не верите ни единому моему