Излом - Алексей Витальевич Осадчук

— Покажись, — произнесла она, почувствовав магические эманации в тени у дальней стены.

Из тьмы бесшумно вынырнула широкоплечая темная фигура. Она словно плыла по воздуху. Астрид усилием воли взяла себя в руки. Тварь не должна почувствовать ее мимолетнее замешательство.

— Передай своему повелителю, — твердым голосом произнесла Астрид. — Что очень скоро мне понадобится то, что он мне обещал.

Темный силуэт, не издав ни звука, качнулся и растворился в тени, а Астрид, перестав ощущать мерзкие эманации, наконец, смогла облегченно выдохнуть.

Она сделала свой ход. Назад дороги нет.

Глава 5

Вестония. Северо-западный тракт. Постоялый двор в двух днях пути от Эрувиля.

Мороз держался уже неделю, сухой, звонкий; тот самый, который выводит на стекле причудливые узоры и карает всякого, кто осмелится выйти в путь неподготовленным.

Снег — не мокрый, а хрупко-скрипучий, утрамбованный ледяными ветрами — лежал ровным ковром. Мистралы, привыкшие к северным холодам, в такую погоду могли идти долго, почти не зная усталости.

На изломе рассвета, когда небо еще хранило остатки ночной синевы, а восток уже вспыхивал бледно-розовым, герцог де Клермон заканчивал завтрак в трактире, где он и его гвардейцы провели ночь.

Потягивая горячий настой из сушёных лесных ягод и душистых трав, герцог вполуха слушал, как во дворе весело переговариваются его бойцы и конюхи. До Эрувиля оставалось два дня — и они наконец увидят свои семьи.

Эдуард даже зажмурился от удовольствия. Он любил походную жизнь: ночные привалы, простую еду у костра, случайные постоялые дворы и предвкушение скорой встречи. Он уважал дорогу за честность. Вот уж где проясняются мысли, так это в пути. Есть время поразмышлять и разложить все по полочкам.

А подумать герцогу действительно было о чем — в последние месяцы вокруг него творились странные дела. Порой Эдуард признавался себе, что чувствует себя обычной пешкой в чужой игре.

Он вспомнил, с каким тяжелым сердцем отправлялся на запад по приказу Карла. Несомненно, король дал ему еще один шанс после катастрофического поражения в Бергонии, и Эдуард был за это благодарен. Но чувства оставались противоречивыми.

С одной стороны, великодушный жест Карла: он убрал старого друга подальше от столицы, чтобы придворные падальщики не растерзали его, как падшую лошадь. С другой — маршала де Клермона, героя былых войн, отправили на западные окраины разгребать чужое дерьмо будто палача или мусорщика.

И ситуация на западе оказалась куда хуже, чем предполагалось. Эдуард понял это еще до того, как пересек границу первого западного графства.

По пути ему встречались купеческие караваны и вереницы беженцев, пытавшихся уйти как можно дальше от владений западных аристократов, взбунтовавшихся из-за королевского указа. По сути, Карл бросил Эдуарда в самую гущу назревающего мятежа, а подавить его пятью сотнями гвардейцев было попросту невозможно.

Вспоминая тот первый день на границе, у стен замка старого графа де Туси, когда Эдуарда встретила многолюдная делегация из нескольких десятков самых влиятельных западных вельмож, герцог до сих пор дивился, что остался жив. Все эти графы и бароны прибыли со своими дружинами, вооруженными до зубов: пять сотен против нескольких тысяч — чистое самоубийство.

Эдуард помнил напряженные и мрачные лица встречавших его дворян. Маршалу здесь явно были не рады. Хотя многие из них, тот же граф де Туси или граф де Брионн, были старыми соратниками Эдуарда по многим битвам. Благородные и отважные люди. Многим из них в свое время герцог де Клермон без страха мог доверить свою жизнь. Но в тот день их армии стояли по разные стороны баррикад.

Эдуард первым поднял белый флаг.

На переговоры герцог де Клермон отправился вместе с графом де Левалем и виконтом де Шатильоном. Гийом так же, как и Эдуард, был дружен с некоторыми из присутствующих дворян, а Андре, как командир конной сотни, прекрасно показал себя за время бергонской кампании — эти двое в данный момент были единственными, на чью помощь и поддержку во время сложных переговоров мог положиться герцог.

— А я всё гадал, кого же Карл пошлет сюда, чтобы навести порядок на наших землях, — насмешливо ухмыльнулся граф де Брионн, когда парламентеры сблизились на середине поля. — Ваша светлость теперь отвечает за подавления бунтов?

Эдуарду стоило огромного труда держать себя в руках. Он сжал зубы и окинул ледяным взглядом всех собравшихся. Помимо графа де Брионна, на переговоры прибыли граф де Авен и барон де Годар. С этими двумя герцог тоже был знаком. А со здоровяком де Годаром в молодости даже сражались спина к спине на крепостной стене во время штурма.

— Я дал клятву верности моему королю, — твердо произнес Эдуард. — Его воля для меня закон. Если он прикажет подавить бунт предателей, я это сделаю или умру пытаясь.

Граф де Брионн опасно сузил глаза, граф де Авен что-то рыкнул себе под нос, а барон де Годар, внешне напоминавший дикого медведя, хищно улыбнулся.

— А кишка не тонка? — весело пробасил барон. — Или ты плохо посчитал наших бойцов?

Здоровяк перешел на «ты», как когда-то в молодости. Сказать по правде, барон всегда имел славу неотесанного мужлана и дикаря. Изысканные манеры, танцы на балах и приемах, утонченные беседы об искусстве — это не про барона де Годара. Война, охота, эль и женщины — вот главные интересы этого человека.

— Их много, — спокойно кивнул Эдуард. — Но, увы, этого недостаточно. Нужно намного больше.

Лица всех троих слегка вытянулись от удивления.

— Тебе и этого хватит, — широко улыбаясь, произнес барон де Годар.

— Чтобы прикончить меня и моих людей — может быть, — пожал плечами Эдуард. — А вот чтобы остановить Золотого льва или легионы Оттона — вряд ли. Грядет самая затяжная и кровопролитная война за последние два столетия. Она коснется всех. Нам понадобится каждый, кто сможет держать оружие в руках.

Барон де Годар громко расхохотался, а граф де Брионн, продолжая щуриться, сказал, тоже переходя на «ты»:

— Так вот для чего ты сюда явился. Карл действительно уверен, что после того, что он сделал, мы все покорно бросимся умирать за него? Похоже, слухи не врут, рассудок короля помутился.

— Насколько я помню, вы все, как и я, давали ему клятву верности, — произнес Эдуард. — Запад всегда был верен своему