Душа механизма - Андрей Александрович Тюняев

оказался в этой церквушке в качестве специального туриста с прозаической целью посмотреть рисунки, мозаику, лепнину. Ну, что ж, это было интересно, и уверенная красота древних строений, безусловно, притягивала Антона. Он даже стал прислушиваться к отдалённому голосу экскурсовода…

И вдруг, в один момент, его позиция поменялась. Антон по-прежнему видел то же самое место, где он стоял всего мгновение назад. Вокруг по-прежнему были трескучие экскурсоводы, суетливые посетители, таинственные служители. Но сам Антон явно на всю эту картину взирал откуда-то со стороны потолка.

— Умер, — осенило Антона. — Вот только вчера показывали, как душа летает над телом. А сегодня — я сам полетел. Жаль… Где там моё тело?

Антон посмотрел вниз, но его тела не было.

— Тогда не понимаю, — удивился юноша. — Либо не умер, либо тело уже успели стащить.

Пока он непонимающе размышлял над сложившейся ситуацией и её непонятными особенностями, откуда-то из мрачной глубины средневековых строений вышел сверкающий радужной чешуёй дракон. Он спокойно приблизился к Антону и произнёс:

— Здравствуй, Антон! Меня зовут Азия. Или просто Ася. Я долго ждала тебя. Пойдём со мной, я покажу тебе мир.

Антон удивился, и удивился он не столько дракону вообще, сколько тому, что этот дракон был говорящим. Удивился, но пошёл с ним. Потому что понимал: ничего другого ему, в общем-то, не оставалось.

Антон и Ася зашли в какое-то строение, где заранее были установлены два прибора.

— Телескоп и микроскоп, — прокомментировал дракон, а затем предложил: — Антон, хочешь посмотреть, как живут люди на какой-нибудь планете?

— Хочу, — согласился юноша. — Куда смотреть?

— Можешь смотреть в микроскоп или в телескоп — неё равно. Картинка будет одна и та же.

— Это ещё почему? — удивился Антон. — Разве функции этих приборов не разные?

Потому что пространство размера имеет форму окружности. А наше восприятие размера выстраивается гиперболически. Что удалённое большое, что близкое малое — всё будет одного размера, — пояснила Ася.

— Понятно, — мрачновато ответил Антон, ничего не поняв; затем добавил: — По ходу нашего эксперимента нм мне будете объяснять? Мало ли что непонятное встретится.

— Объяснять? Непонятное? Ты даже предположить сейчас не можешь что тебя ожидает, — с какой-то странной улыбкой ответил дракон.

Антон

Жизнь Антона была принципиально сложной. Её даже проще стоило бы назвать не жизнью, а соперничеством. Соперничеством с обстоятельствами. Соперничеством с объектами любви. С болезнями, наконец, которых в детстве у него было столько, что хватило бы на десять обычных человек.

Как и во всех состязаниях, выигрывать удавалось не всегда. Поэтому и жизнь Антона превратилась в причудливую череду сменяющих друг друга взлётов и падений. Юноша давно уже понял это и превратил в своеобразный опыт. Антон осознал, что теперь всё своё мастерство он сможет проявить в том, что взлёты попытается сделать длительными и высокими, а падения безобидными и не очень глубокими. Этот опыт и остался в основе его весьма несбалансированной натуры.

Хотя, следует отметить, само поддержание баланса — это, конечно, хорошо, но Антон был не таков. Он всё время рвался на свободу — из этого своего замка сложившейся полустабильности. Забывая, что плата за обретённую свободу всегда и для всех одна и та же — одиночество.

Всякий раз, получив очередную порцию закономерных счетов, одинокий, но свободный, Антон приступал к новым поискам. Он, как робот с вставленной новой батарейкой, снова и снова искал чью-то дружбу или хотя бы хорошее расположение. Это происходило в новой версии, а в старой версии он же отказался от них вчера. Результат такого кругового движения был закономерным, и при очередной неудаче Антон замыкался в себе, вызывая у родственников соответствующую тревогу.

С течением времени Антон постепенно начал понимать, что скакать туда-сюда и ломать стены замка стабильности — очень нерезультативное мероприятие. Юноша стал больше наблюдать за окружающими. Он старался анализировать их не понятные на первый взгляд действия. И постепенно слагать некоторые выводы. Такой подход в итоге принёс свои закономерные плоды: при сохранённой личной стабильности стали сохраняться и друзья.

Взрослея, Антон креп. Он становился сильнее духовно и совсем перестал ввязываться в любые авантюры. В отдельных ситуациях доходило до того, что очередной шаг не делался до тех пор, пока хозяин ног не просчитает всё до конца. Занимаясь такой предусмотрительностью, Антон считал, что таким образом он реализует понятие объективности. Но окружающие в жрали на это иначе. Они видели в странном поведении Антона нехватку уверенности в своих силах и недостаток решительности в своих действиях.

Не обращая на окружающих особого внимания, Антон по-прежнему верил в себя. Он знал, что у него есть достаточная сила воли. Он ощущал, что способен даже к самопожертвованию. И это всё, безусловно, было у Антона. Но силу воли он проявлял не часто, а самопожертвовать как-то не приходилось.

В итоге и у него самого и у окружающих сложилось мнение, что Антон не принадлежит к числу людей, которые завоевывают положение в обществе. Все как-то подспудно стали понимать: старания Антона безрезультатны.

В свою очередь, у Антона на этом фоне развилась достаточно глубокая нерешительность. Он часто и сам не знал, чего хотел. Иногда даже не мог выразить своих желаний. Эмоции Антона задремали: он стал долго тянуть с решением, обдумывать и только потом, внезапно разволновавшись, делал многое наоборот.

И только в самое последнее время Антон снова стал прислушиваться к самому себе. Он окончательно понял, что у него хорошая интуиция, подсказка которой следует доверять. Нередко эти подсказки давали ему существенный выигрыш. Но пока Антон не решался использовать такие возможности, потому что порой по-прежнему терял самообладание и иногда всё ещё мог испортить даже уже начатое.

В дополнение ко всему у юноши развилась особенная чувствительность к неудачам. В некоторые моменты особенно сильного провала юноша ощущал, что ему требуется специальный объект для излияния ущемлённых чувств. Если не удавалось своевременно сгладить ситуацию и укротить эмоции, то Антона накрывало чувство беспочвенного страха, и юноша становился излишне агрессивным.

С течением времени активность ослабела. Необходимость в постоянной встряске возросла. Стал постоянно требоваться толчок к началу деятельности. Круг друзей установился, но при этом он ограничился и сузился. Остальные качества Антона свелись к терпеливости, в искусстве владения которой он сделался настоящим ассом. И, как бы это ни казалось странным, по итогам таких изменений в жизни Антон стал, бесспорно, везучим.

Осталась только одна непроторенная этой самой везучестью тропинка — любовь. Для Антона она стала настоящим истязанием своего Я. И у этой любви, или у этого истязания, было даже своё собственное имя — Нона.