Жестянка, полная червей - Бен Бова

Когда же инженеры Моралистов попытались приблизиться и перехватить «своего» беглеца, Сэм весело и озорно уведомил их:

— Данный объект является покинутым — в соответствии с определением, закрепленном в правилах космической торговли MAC. Направляется он в дальний космос, и любая попытка перехватить его или изменить его курс будет расценена MAC и мировым правительством как акт пиратства!

К тому времени, когда адвокаты Моралистов пришли к убеждению, что Сэм всего-навсего блефовал, мы успели продвинуться столь быстро и столь далеко, что Дрябни счел за благо отказаться от попыток вернуть себе мой астероид. Хранитель Памяти вышел за пределы пояса астероидов, полдюжины инженеров-силовиков были уволены Моралистами (и тут же взяты на работу в компанию «С. Ганн Энтерпрайзиз, Инкорпорэйтед»), а Сэм и я провели больше года вместе.

— Вот так я и стала знаменитой.

Элверда Апачета слегка улыбнулась, словно кто-то наградил ее комплиментом, которого она не заслуживала.

— Хоть я и скульптор, все же публике известна своей единственной картиной. Как Микеланджело росписью свода Сикстинской капеллы.

— А Сэм? — спросила журналистка. — Вы сказали, что он больше года провел с вами на вашем астероиде?

Тут художница рассмеялась, глубокий грудной смех ее был богат оттенками.

— Знаю, знаю, звучит странно и вообразить трудно, чтобы Сэм задержался на одном месте дольше двух дней кряду, не говоря уж о 380 днях. Но — так было. Он оставался со мной все эти дни.

— Это… необычно.

— Не забывайте только, что половина юристов солнечной системы разыскивала Сэма. Для него было самое время пребывать неведомо где. К тому же он хотел собственными глазами взглянуть на пояс астероидов. Возможно, вы припомните, что там он сколотил и потерял не одно состояние.

— И там он умер, — сказала корреспондентка.

Погруженная в воспоминания Элверда Апачета медленно кивнула.

— Бурное то было время, когда мы ютились в тесной моей мастерской. Обоих нас одолевали и иные демоны: Сэм намеревался стать первым предпринимателем, ведущим дела на поясе астероидов…

— И стал им, — тихо заметила девушка-репортер.

— Да, стал. А у меня была своя работа. Мое искусство.

— Его ценят и любят повсюду.

— Вероятно, так, — согласилась художница, — только я до сего времени получаю заказы воспроизвести Непорочную Деву Анд. Теперь, что бы я ни сделала, картина эта будет следовать за мною вечно.

— Хранитель Памяти — самое популярное из всех внеземных произведений искусства. Каждый год тысячи и тысячи людей устраивают паломничество на него. Ваш народ никогда не будет забыт.

— Возможно, еще больше туристов отправлялись бы посмотреть на него, будь орбита пониже, — задумчиво произнесла Элверда Апачета. — Сэм ее так рассчитал, что Хранитель Памяти проскочил пояс астероидов, вернулся в окрестности Земли и был заброшен на высокую орбиту, около двенадцати тысяч километров. Ближе Сэм подводить боялся: говорил, что вычисления не абсолютно точны и астероид мог бы врезаться в Землю.

— Тем не менее повсюду его считают святым местом поклонения и одним из величайших творений искусства, — сказала журналистка.

— До которого людям не так-то легко добраться. — Чистое чело Элверды Апачета покрыла легкая тень недовольства. — Я обращалась к MAC с просьбой перевести астероид на более низкую орбиту, поближе к орбите туристических гостиниц, но пока что они ничего не предприняли.

— Но вы же знаете, как медлительна бюрократия, — сказала журналистка.

Скульптор вздохнула:

— Остается только надеяться, что я проживу достаточно долго, чтобы они успели принять решение.

— Моралисты пробовали снова захватить ваш астероид?

— О нет. И в том состояла вся прелесть Сэмова замысла. Загнав Хранитель Памяти на такую высоко-скоростную орбиту, Сэм сделал слишком дорогим для Моралистов удовольствие пуститься за нами вдогонку. Они вопили, они подавали прошения в суд, но в конце концов удовлетворились другим астероидом из группы Атен. Даже не одним, насколько мне помнится.

— И Сэм покинул вас, когда вы все еще оставались в поясе астероидов?

Она ответила с печальной улыбкой:

— Да. Мы ссорились без конца, разумеется. Получилось не совсем свадебное путешествие или медовый месяц. Наконец, он отправился на свой корабль и стал исследовать кое-какие из открытых нами астероидов поменьше. Заявил, что хочет официально зарегистрировать приоритет на их открытие. «Это единственный способ для меня вписать свое имя в книги истории» — так он мне сказал. С тех пор я его больше не видела.

— Вообще больше никаких контактов?

— О, мы связывались по коммуникатору. Часы в беседах проводили. Но ко мне он так и не вернулся. — Элверда Апачета отвела глаза от девушки-репортера, обратившись к единственному в комнате отдыха иллюминатору, где черноту космоса сменило голубое великолепие Земли. — В какой-то мере я была этому даже рада. Сэм был начинен энергией — я тоже. Мы не созданы были для того, чтобы очень долго оставаться вместе.

Корреспондентка ничего не сказала. Долго тянулись минуты, когда в комнате слышен был только легкий шорох воздуха, поступающего по вентиляционным трубам.

— Когда я разговаривала с ним в последний раз, — прервала молчание Эдверда Апачета, — у него было предчувствие смерти.

Журналистка почувствовала, как все тело ее напряглось.

— В самом деле?

— О, в этом не было ничего мрачного или головоломного. Такое не в натуре Сэма. Просто он попросил меня когда-нибудь сделать его статую — точь-в-точь таким, каким я его запомню, не пользуясь ни фотографиями, ни чем бы то ни было еще в качестве модели. Исключительно по памяти. Сказал, что хотел бы иметь такую статую своим памятником, когда его не станет.

— Его статуя на Луне!

Скульптор кивнула.

— Да. Я сделала ее из лунного стекла. Вы видели?

— Она прекрасна!

— И совсем не похожа на Сэма, — рассмеялась Элверда Апачета. — Он вовсе не был высоким, неустрашимым первопроходцем со стиснутыми челюстями и стальными глазами. Но именно таким он желал быть, и, знаете ли, немного странно, но — при всем своем нескладном и невеликом теле — именно таким он и был на самом деле. Потому я создала статую такой.

И она засмеялась. Невесел был ее смех — сквозь слезы.

Примечания

1

Наглость, нахальство, грубое бахвальство (идиш) — (Примем, переводчика.)