Зачарованная река - Ребекка Росс

Он понял, что девушка специально выводит его из себя. Джек вел себя так, словно ему снова было одиннадцать, и осознание этого заставило его погрузиться в яростное молчание. Он опасался, что скажет что-нибудь, о чем потом мог пожалеть.

Но он забыл об этом, как только Адайра добавила:

– Я бы не позвала тебя домой, если б у меня не было для тебя задания.

– Значит, задания? – возмутился он, подходя ближе – так близко, что ощутил слабый запах лаванды, исходивший от ее кожи, и заметил, что ее радужку обрамляют золотисто-ореховые кольца. – Как ты смеешь говорить мне такое, когда ты оторвала меня от дел? Когда безжалостно вмешалась в мою жизнь? Что тебе нужно от меня, Адайра? Чего ты хочешь? Скажи мне, чтобы я мог сделать это и исчезнуть.

Она сохраняла самообладание, пристально глядя на него. Казалось, девушка видела его насквозь, под покровами плоти, костей и вен, и ее взгляд достигал самой глубины его сущности, как будто она оценивала его.

Джек отодвинулся, почувствовав неловкость из-за этого ее взгляда и молчания. Какой холодной и спокойной она была перед лицом его тлеющего гнева, словно его реакция была частью ее плана.

– Мне нужно многое рассказать тебе, Джек, но ничего нельзя говорить здесь, где ветер может украсть слова с моих губ, – ответила Адайра, жестом приглашая его следовать за ней по извилистой садовой дорожке. – Прошло много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Он не хотел вспоминать тот последний раз, но это было неизбежно, потому что она смотрела на него, бросая вызов воспоминаниям, и она привела его сюда, в сад, где все произошло.

Последний раз он видел Адайру в ночь накануне своего отъезда с острова Каденция. Мирин беседовала с Аластером и Лорной в замке, а Джек, угрюмый и злой, забрел в сад, освещенный звездами. Адайра, разумеется, тоже была там, и Джек, прячась в кустах роз, с наслаждением швырял в нее камешки, пугая и раздражая, пока она не обнаружила его укрытие.

Но она отреагировала не так, как он ожидал, не убежала, чтобы донести на него, – нет. Адайра схватила его за тунику и бросила ему вызов. Они стали бороться среди виноградных лоз и цветов, сминая ветви и пачкая одежду. Джек был удивлен, какой сильной оказалась эта девчонка, как яростно сражалась, словно ждала, что кто-нибудь сможет сравниться с ней в силе. Ее ногти оставляли царапины на его коже, локти – синяки у него на ребрах, а ее волосы хлестали его по лицу. Это пробудило в нем странные чувства.

Адайра сражалась так, будто точно знала, что он чувствует. Словно они были зеркальным отражением друг друга. Но это было нелепо, потому что у нее было все, чего не было у него. Ее обожали, а его презирали. Она была гордостью клана, в то время как он был обузой. И когда, вспомнив это, он попытался одержать победу в поединке, прижав ее к себе на садовой дорожке, то вдруг отступил, увидев отражение своей ярости в ее глазах.

– Твоими прощальными словами было то, что ты «презираешь мое существование», что я «запятнал имя Тамерлейнов» и что ты надеешься, что я «никогда не вернусь на остров», – протянул Джек безучастно, как будто эти слова ничего для него не значили.

По какой-то неведомой причине сейчас они снова причиняли ему боль, словно прощание с Адайрой просочилось сквозь кожу. Впрочем, он никогда не умел прощать и забывать.

Адайра шла молча, слушая его.

– Прости меня за слова, что я произнесла той ночью, – отозвалась девушка, застав его врасплох. – Теперь ты понимаешь, что у меня не было другого выбора, кроме как подделать подпись моего отца. Потому что ты бы никогда не вернулся ради меня.

– Ты права, – подтвердил он, и ее глаза сузились. Он не был уверен, вызвано ли ее недоверие его честностью или тем фактом, что он был согласен с ней. – Я бы никогда не вернулся только ради тебя, Адайра.

– Как я и сказала, – процедила она.

«Наконец-то», – подумал Джек, замедляя шаг. Наконец-то ему удалось вывести ее из себя.

– Все потому, что я построил новую жизнь на Большой земле, – самодовольно произнес он.

Адайра остановилась на тропинке.

– Жизнь барда?

– Да, но это еще не все. Скоро я стану профессором в университете.

– Ты уже преподаешь?

– У меня сотни студентов за семестр. За последние десять лет через мои руки прошло столько музыки, причем в основном моего собственного сочинения.

– Это впечатляет, – произнесла Адайра, но он заметил, как свет в ее глазах потускнел. – Тебе нравится преподавать?

– Конечно, нравится, – уверенно ответил юноша, хотя иногда ему казалось, что он ненавидит это занятие.

Он не был одним из любимых ассистентов и раз в пару лет мечтал о том, как сбросит все ожидания, которые лежали на нем тяжким грузом. Иногда Джек представлял себя странствующим бардом, собирающим легенды и перекладывающим их на песни. Он воображал, как пробуждает к жизни полумертвые и забытые места, и размышлял, не напоминает ли его пребывание в университете из камня и стекла жизнь птицы, заключенной в железную клетку.

Но это были опасные мысли.

Должно быть, это говорила островная кровь в его жилах. Он жаждал жизни, полной риска и почти лишенной ответственности, чтобы позволить ветру переносить его с места на место.

Джек оборвал эти размышления, опасаясь, что Адайра прочтет их в его взгляде.

– Теперь ты понимаешь, почему мне было трудно оставить дело всей своей жизни ради таинственной цели. И я хочу знать, зачем ты вызвала меня домой? Чего ты хочешь от меня, наследница?

– Позволь мне сначала сказать вот что, – ответила она, и Джек приготовился. – Ты бард, а я не твоя надзирательница. Ты не привязан ко мне и волен приходить и уходить, когда тебе угодно. Если ты захочешь покинуть остров сегодня же вечером и вернуться на Большую землю, то поезжай, Джек. Я найду другого, кто сумеет выполнить мою просьбу.

Она замолчала, но Джек чувствовал, что это еще не все, и терпеливо ждал продолжения.

– Но, если быть откровенной, – продолжала Адайра, не сводя с него взгляда, – мне нужен именно ты. И клану нужен ты. Мы десять долгих лет ждали, когда ты вернешься домой, и потому я прошу тебя остаться и помочь нам в трудную минуту.

Джек был поражен ее словами – так и застыл, глядя на нее. Страшный голос внутри него прошептал: «Уходи». Он подумал об извилистых коридорах университета, полных света и музыки, о своих