Семь дней в июне. - Анатолий Анатольевич Логинов

Я, всё же, простился с матерью. Мы обнялись, сев на дорожку. Мои руки разжали объятия первыми, а мама всё не отпускала.

- Посиди ещё.

Запиликал сотовый, пришла смс: "Санчес! Мы только тебя ждём"

- Мама, - я встал. - Я вернусь.

Теперь не оборачивайся... Только не оборачивайся...

- Саня! Давай быстрее, - я на ходу запрыгиваю в битком набитый салон микроавтобуса. Он тут же срывается с места в карьер. Сидим друг на дружке, пьём пиво и водку прямо из горла, динамики орут песни о службе в армии, мы обнимаем своих подружек. У кого есть, а у кого нет - те тоже не грустят - дым в салоне - топор можно повесить, и пахнет не только табаком. Доезжаем до центра посёлка - там уже стоят остальные машины наших пацанов. И народ ещё подходит - кто поодиночке, кто парочками, кто пешком, кто на машинах - "Жигули", "Нивы", "Тойоты", "Мазды" и другие японки, микроавтобусы, японские грузовички - вскоре собирается уже приличная толпа. Выбираемся к остальным, чтобы обняться, и выпить на прощание. Кто-то уже влез в дембельскую форму с оборванными украшениями и с наспех прикреплёнными лычками и значками классности. Если у кого-то есть берет - то он уже лихо заломлен на затылке - погранцы, морпехи, десантура, а нас ротный отучал выделяться. И правильно.

- Саня..., - тут я пропущу, ибо нынешняя "мова" у молодежи нецензурна, если кратко - то мы им, агрессорам, натянем половые признаки на глаза и заставим моргать.

- Держи, - ребята протягивают мне белый пластиковый стаканчик, до краёв наполненный водкой,- Жди... Щас вот... Скажем!

- Пацаны! На нас напали колбасники! Ну (цензура) и что... Наши деды их били?

- Да... Да! - невпопад гудит толпа, тут Белый, вэдэвэшник, и мой друг, вдруг резко срывается на крик, - А! Били?! Не слышу (цензура)!

- ДАААААААА! - огненная вода обжигает глотку, прохожие разбегаются от греха подальше...

Моей спины касается чья-то рука. Чьё-то знакомое дыхание и запах хороших духов. Повернув голову я вижу, что не ошибся - передо мной стоит Женя... Ого, это же наша "мисс надменность", только вот сейчас никакой напускной надменности в её глазах нет. Читаю по глазам, что она сейчас "ой как жалеет!", что тогда, на днюхе у общей знакомой, отшила меня.

- Саш, а тебя что... тоже? - голосок то выдаёт.

- Да, - моя рука ложится на её плечо. Она вздрагивает как от удара током, краснеет и всё-таки тоже обнимает меня.

- Дай, - я отбираю бутылку у уже нетрезвого к этому моменту Белого и доливаю в свой стакан. - Держи, - протягиваю Жене нехитрую закуску: кусок чёрного хлеба с колбасой, купленной в ближайшем магазине.

От спиртного её щеки краснеют ещё сильней. А когда мы обнимаемся и целуемся, я чувствую, что наши сердца бьются в унисон. И бились они ещё издавна, просто одна ждала, а другой не решался.

Спустя некоторое время появляется патруль милиции в полной боевой выкладке - с автоматами, в брониках и касках, и нас просят свалить в военкомат. Мы рассаживаемся по машинам и срываемся с места, с визгом и воем клаксонов, рёвом динамиков и гулом сабвуферов.

Как мы добрались до райцентра, я пропущу, ибо это описание не для слабонервных - колонна, длинная, шла с включенными фарами, заезжая на встречку, лихача и обгоняя всех, кого можно... Кто-то высунулся с флагами ВДВ и России. Со стороны можно было подумать, что стая бабуинов справляет свадьбу.

В райцентре машины пришлось оставить вдалеке от военкомата - всё было забито припаркованным или просто оставленным на дороге автотранспортом, а хаос, по мере приближения нас к нему возрастал - шли провожать своих родных, близкий и дорогих людей на войну. Шли и те, в ком нуждалась наша страна - защитники, молодые и старые, пьяные и трезвые, отцы семейств и прыщавые мальчишки. Стоп... вот прыщавых было мало - в основном - народ, призванный из запаса. Да и что эти дрищи могут... Автомат-то в руках не держали, а от танка, когда он на тебя, сидящего в окопе, наползает, оглушая грохотом, а ты должен сначала выстрелить по нему холостыми - типа отсекаешь пехоту, или портишь триплексы или прицел. А затем, отлежав и отбоявшись свои секунды на дне осыпающегося от тяжести проходящей сверху машины ровика, поднимаешься и швыряешь в пердящую выхлопом корму гранату. Кто-то орал от страха, а кто-то и терял сознание. Это только в фильмах и на словах все смелые.

Не доходя до военкомата, наша компания столкнулась с такими же бухими в пятую точку парнями и вместо драки стала ещё пьянее - встретились старые сослуживцы, и так, обрастая народом, "зёмами" и знакомыми, мы протолкались к воротам военного комиссариата.

Женя прижалась ко мне, а её красивые и тоненькие пальчики крепко сжали мою руку - как-никак кандидат в мастера спорта по дзюдо. Наставал этот гребаный момент расставания. Всё ближе и ближе с каждым шагом.

Стоять и смотреть друг другу в глаза, что-то говорить... И просить Бога подарить ещё пять минут... Две... Одну...

- Саня! Идём! - голоса ребят рвут по живому. Женя успевает что-то сунуть мне в руку. И я вижу слезы на её лице.

Зачем мы играем в эти брачные игры? Чтобы потом вот так вот стоять, даже не успев стать одним целым?!

За воротами комиссариата нас разбили на мелке группы и отсеяли от провожающих злые как собаки милиционеры и ОМОН, пропустили во внутренний двор - тот был битком набит народом. На меня начал действовать алкоголь, я это понял, когда отирал от воротника губную помаду... Ой... Ик... Блин.

В тепле приёмного кабинета меня почти разморило, но я пытался сохранять трезвость мыслей и координацию движений. Протянул свой "военник", подтвердил номер ВУС и после пары формальностей был отправлен на улицу - ждать отправки. Затем была погрузка на автобусы, и в сопровождении машины ГАИ нас повезли в город на центральный сборный пункт.

Организм быстро восстанавливался, то есть спал всю дорогу - на меня спиртное действует только так, и к тому моменту, когда мы прибыли на место я прекрасно выспался.

Нас просто вывалили из