Счастье — это теплый звездолет - Джеймс Типтри-младший

Все это произносится тоном непоколебимой убежденности.

В последний раз мне доводилось слышать такой монолог, когда говоривший объяснял, почему его картотечный ящик забит дохлыми голубями.

— Да хватит вам, вы и ваши подруги — спинной хребет системы. Если вы уйдете, страна встанет намертво.

Рут и не думает улыбнуться в ответ.

— Это иллюзия. — Ее голос все еще ровен. — Женщины на такое не способны. Мы беззубая раса. — Она оглядывается по сторонам, словно ищет повод прекратить разговор. — Женщины заняты выживанием. Прячемся поодиночке и парами в щелях механизма, с помощью которого вы правите миром.

— Словно партизаны. — Я пытаюсь шутить, но в этой крокодильей берлоге мне не до шуток. Пожалуй, я слишком увлекся, фантазируя о гондурасских бревнах красного дерева.

— У партизан есть надежда. — Внезапно лицо Рут расцветает лукавой улыбкой. — Впрочем, можете называть нас опоссумами, Дон. Вы знаете, что опоссумы живут везде? Даже в Нью-Йорке?

Я улыбаюсь в ответ, чувствуя покалывание в шее. А еще называл себя параноиком.

— Мужчины и женщины принадлежат к одному виду, Рут. Женщины способны делать то же, что и мужчины.

— Неужели? — Наши глаза встречаются, но Рут словно видит призраков в пелене дождя между нами. Она что-то бормочет. Сонгми81? И отводит глаза. — Все эти бесконечные войны… — Ее голос не громче шепота. — Все эти чудовищные авторитарные организации для нереальных задач. Мужчины существуют ради того, чтобы сражаться, а мы просто живем на поле боя. И так будет всегда, пока вы не измените этот мир. Иногда мне хочется… уйти. — Рут запинается, и она резко меняет тон. — Простите, Дон, не стоило этого говорить.

— Мужчины тоже ненавидят войны, Рут, — говорю я, стараясь смягчить голос.

— Знаю. — Она пожимает плечами и встает. — Но это — проблема мужчин.

Конец связи. Миссис Рут Парсонс не желает жить со мной в одном мире.

Я наблюдаю, как она беспокойно бродит вокруг, не сводя глаз с развалин. Безумие подобного рода сродни дохлым голубям в картотечном ящике и может стать проблемой для Управления общих служб. И на такой почве недолго поверить умнику, который пообещает изменить мир. А если прошлой ночью такой умник был в лагере, с которого она не сводит глаз, то для меня это может закончиться очень плохо. У партизан есть надежда?..

Ерунда. Я перекладываюсь на другой бок и вижу, что к закату небо начинает очищаться. Наконец-то стихает ветер. Глупо думать, что эта маленькая женщина способна учинить что-нибудь в этой трясине. Но техника прошлой ночью мне не привиделась. Если эти молодцы с ней связаны, меня захотят убрать с дороги. А места, чтобы спрятать тело, тут вдоволь… Может, какой-нибудь последователь Че Гевары тоже из хорошей породы людей?

Глупости. А еще глупее уцелеть на войне и погибнуть на рыбалке от рук приятеля чокнутой архивистки.

Сзади в ручье раздается всплеск. Рут оборачивается так резко, что задевает серапе.

— Разведу-ка я костер, — говорит она, вытянув шею и не отрывая глаз от равнины.

Что ж, рискнем.

— Ждем гостей к ужину?

Мои слова вгоняют ее в ступор. Рут замирает, глаза сейчас вылезут из орбит. Затем она решает улыбнуться:

— Никогда нельзя зарекаться. — Рут издает странный смешок, глаза все так же расширены. — Пойду… пойду наберу хвороста. — И шмыгает в кусты.

Не нужно быть параноиком, чтобы заметить ненормальность ее поведения.

Рут Парсонс или безумна, или чего-то ждет, и это что-то не имеет отношения ко мне. Мои слова напугали ее до потери пульса.

Должно быть, она и впрямь спятила. Я могу ошибаться, но некоторые ошибки совершаешь лишь раз в жизни.

Я неохотно расстегиваю сумку на поясе, твердя себе, что, если я прав, единственный выход — проглотить обезболивающее и бежать куда глаза глядят, пока миссис Рут Парсонс не дождалась тех, кого ждет.

В сумке на поясе у меня пистолет тридцать второго калибра, о котором Рут не догадывается, но я не собираюсь пускать его в ход. Перестрелки и беготню оставим телеэкрану. Я могу провести как спокойную, так и ужасную ночь на одной из этих мангровых отмелей. Уж не я ли тут сумасшедший?

Внезапно Рут вскакивает и, не таясь, разглядывает равнину, держа ладонь козырьком. Затем сует что-то в карман, застегивает его и поправляет пояс.

Кажется, началось.

Я без воды глотаю две таблетки по сто миллиграммов, которые вернут мне подвижность, но оставят способность соображать. Еще пару минут. Я проверяю компас, рыболовные крючки и жду. Рут возится с костром, то и дело стреляя глазами, когда думает, что я на нее не смотрю.

К тому времени, как нога начинает неметь, плоский мир заливает неземной янтарно-фиолетовый свет. Рут ищет сухие ветки под кустами, отсюда я вижу ее пятки. Пора. Моя рука тянется к посоху.

Внезапно ее нога дергается и Рут вскрикивает — точнее, вопит от ужаса. Нога исчезает в путанице стеблей.

С помощью костыля я резко встаю и вижу картину целиком.

На склоне Рут сидит на корточках, прижимая что-то к животу. Они в лодке, ниже примерно на ярд. Пока я, дурак, раздумывал, как поступить, ее дружки подобрались к нам почти вплотную. Их трое.

Высокие и белые. Мне хочется думать, что это люди в комбинезонах. Тот, что ближе к берегу, протягивает к Рут длинную белую руку. Она вздрагивает и отползает назад.

Рука тянется вслед за ней. Все тянется и тянется. Растянувшись на два ярда, рука повисает в воздухе. На конце извиваются маленькие черные штуковины.

Я смотрю туда, где должны быть лица, и вижу черные антенны-тарелки с вертикальными полосами. Полосы медленно двигаются…

Могу поклясться, они точно не люди. И я точно вижу такое впервые. Откуда Рут их взяла?

Все происходит в полном молчании. Я моргаю, моргаю, — должно быть, я сплю. Двое на дальнем конце лодки сгорбились над каким-то прибором на штативе. Оружие? Я слышу тот же голос, что прошлой ночью.

— От-т-тдай, — слышится скрип. — От-т-тдай.

Господи, чем бы это ни было, оно мне не снится. Я перепуган, в голове складывается нужное слово, но я не решаюсь произнести его про себя.

Рут — господи, еще бы! — тоже вне себя от страха. Глядя на них в немом ужасе, она пятится от чудищ в лодке. Никакие они ей не сообщники, и никому другому. Рут что-то прижимает к себе. Почему бы ей не подняться на берег и не спрятаться за моей спиной?

— От-т-тдай.