Цветы пиона на снегу. Том 4 - Моргана Маро

– Мы давно друг друга знаем, – произнес Цзинь Хуэй, сделав шаг вперед. – И ты до сих пор не понял, на что я готов пойти?

В его руке оказался меч с тускло сияющим лезвием. Взмахнув им, Цзинь Хуэй угрожающе тихо произнес:

– Я готов лишиться одного осколка своей души, но сохранить жизнь своих сыновей. Я не стану больше бежать от тебя, Многоликий. Сегодня отсюда выйду либо я, либо никто.

Из глотки Шэ Яо раздался тихий рык, и он резко отбросил Вэнь Шаньяо, ринувшись с теневым мечом на Цзинь Хуэя. Вэнь Шаньяо, упав на землю, поспешил перекатиться к стене, жадно дыша и слезящимися глазами наблюдая за развернувшейся битвой. Свет и тьма схлестнулись, и искры от их мечей летели во все стороны. Зал наполнился невыносимым гулом.

Двум древним существам было слишком тесно в этом месте. Все, к чему они прикасались, тут же покрывалось трещинами, и Колыбель начала обрушаться. Со всех сторон летели куски металла и камни, сопровождаемые звоном разбитых колб, в мгновение ока пол оказался усыпан осколками и мертвыми телами.

Раздался грохот, с которым Цзинь Хуэй и Многоликий пробили потолок, вырвавшись на поверхность Бездны и всполошив птиц. Не дожидаясь, пока Колыбель рухнет ему на голову, Вэнь Шаньяо драконом устремился ввысь, но стоило ему выскользнуть наружу, как острые когти впились ему в спину и его с силой ударило о землю. Камни затрещали и раскололись под его весом, а клыки громко клацнули друг о друга.

Над Вэнь Шаньяо, рыча, стоял Ухэй. Его морду покрывали еще не зажившие шрамы от когтей брата, а в одной из глазниц зияла дыра.

Обвив заднюю лапу Ухэя своим хвостом, Вэнь Шаньяо резко дернул ее в сторону, скидывая с себя дракона. Успев прижать брата к земле раньше, чем тот встал, Вэнь Шаньяо замахнулся когтистой лапой и ударил по морде Ухэя, оставив новый кровавый след. Он кусал и бил, пока не почувствовал, как духовные силы стремительно уходят.

Моргнув, Вэнь Шаньяо понял, что вновь вернулся в человеческое тело. Под ним лежал Тоу Янь, из последних сил цепляющийся за ткань на его груди, щуря залитые кровью глаза.

– Раз Цзинь Хуэй не дает мне убить тебя, – прошипел Вэнь Шаньяо, схватив его за грудки и приподняв, – то я просто набью тебе морду.

Замахнувшись кулаком, Вэнь Шаньяо что есть силы ударил брата по щеке. Тоу Янь закричал, царапая его руки и шею в попытках отстраниться, но Вэнь Шаньяо не переставал бить, чувствуя, как сдирается кожа на костяшках пальцев и начинают болеть пальцы.

Глаза обожгло, и Вэнь Шаньяо замер, тяжело дыша и смаргивая слезы. Они, мешаясь с кровью на его щеках, срывались с кончика носа и падали на окровавленное лицо Тоу Яня. Тот уже не пытался сопротивляться, лишь хрипло дышал и что-то бормотал. Прислушавшись, Вэнь Шаньяо с трудом разобрал слова:

– Прости… прости… я не хотел… я… прости…

Вэнь Шаньяо устало запрокинул голову, проглатывая слезы и рвущийся из груди крик. Лучше бы Тоу Янь и дальше не приходил в себя, лучше бы он кусал и рвал его на куски, чем молил о прощении. Этими словами не вернуть погибших заклинателей, не вернуть шифу! Никого ими не вернуть…

Громкий треск раздался над головой, и Вэнь Шаньяо зажмурился от яркого света, сквозь ресницы успев заметить, как клинок Цзинь Хуэя впивается в грудь Шэ Яо и проходит насквозь. Тело Многоликого так и не упало на землю, рассыпавшись на черные лепестки, которые тут же подхватил и унес ветер.

Шагнув на землю, Цзинь Хуэй встал рядом с сыновьями и стер с губ капли крови. Его одежда была порвана, вся в красных пятнах, а раны медленно затягивались на теле.

– Все… кончено, – прошептал он.

Сев на ступени, Цзинь Хуэй со вздохом завалился на спину, глядя в затянутое песком небо.

– И что теперь? – хрипло спросил Вэнь Шаньяо. – Многоликий, где он?..

– Здесь. – Небожитель поднял печать с вырезанным фениксом. – Вновь попытался сбежать в последнее мгновение… Но больше не вырвется.

– Значит, это конец, – прошептал Вэнь Шаньяо. Не выдержав, он улегся рядом с небожителем. – Ни Многоликого, ни Хаоса… Стоит ли еще кому-то знать, что Хаос теперь в тебе?

– Нет, не думаю. Пускай люди считают, что его больше нет. Так им будет спокойней.

– Ты не боишься, что он подчинит тебя? – Вэнь Шаньяо устало стер с ладоней кровь.

– Нет, – закрыл глаза Цзинь Хуэй и отчего-то улыбнулся. – Я сам расколол свою душу в битве с Хаосом и запер его, но я не заметил, что откололся еще один кусок, который стал Многоликим. Его осколок был слаб, но я позволил ему существовать отдельно от меня. Возможно, будь у него тело, он бы успокоился и жил так, как бы захотел…

– А что теперь будет с тобой?

– Один осколок души вернулся ко мне, пускай и вместе с Хаосом, второй же пускай остается заперт. Я буду жить так же, как и раньше, разве что теперь являюсь новой тюрьмой для Хаоса. И из этой тюрьмы ему больше не выбраться.

– Даже когда тебя не станет?

Медленно приоткрыв веки, Цзинь Хуэй взглянул на Вэнь Шаньяо:

– Я покину этот мир самым последним. К тому моменту Хаос будет лишь моей тенью.

Вэнь Шаньяо не ответил, наблюдая, как быстро восстанавливаются разбитые костяшки.

– Я ведь смогу жить как человек? – тихо спросил Вэнь Шаньяо.

– Ты ведь и сам знаешь ответ, – произнес Цзинь Хуэй. – Судьба и старость не властны над нами. Готов ли ты мириться с тем, что дорогие тебе люди будут стареть и умирать, а ты не сможешь ничего сделать?

– Я буду до конца с ними, и когда наступит время, их время, я провожу их к тетушке Фагуань.

– А ты сможешь отпустить их? И не пытаться вернуть обратно?

Вэнь Шаньяо промолчал. Он не мог найти ответа на эти два вопроса. Скажет да – солжет. Скажет нет – лишь навредит тем, кто ему дорог. Ни одна человеческая душа не способна прожить дольше отмеренного ей срока.

Взгляд Цзинь Хуэя замер на медальоне Вэнь Шаньяо с сияющим камешком. Заметив этот взгляд, тот невольно сжал его в руке и все же снял.

– Ты ведь не сможешь вернуть его?

– Мне это не под силу. Никому не под силу, – ответил Цзинь Хуэй и, сев, накрыл ладонью пальцы с медальоном. – Эта душа много чего натерпелась, так не лучше ли