Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Но в Эрмитаже ничего не было. Как не было и разбитых царских сервизов. Слухи об этом уже стихают, так и не подхваченные никем. Вот Романов и почти что забыл о них, а Носырев напомнил. Намекнул на что-то? То же может быть [история с царскими сервизами всплывёт у Романова лишь только в 1982 году, когда выйдет статья в немецкой газете. Свадьба же дочери состоялась восемью годами ранее].

— Что происходит, Даниил Павлович? Почему твои бойцы шерстят учебные заведения моего города? Кого ищете? — уже жёстким, решительным тоном спрашивал Григорий Васильевич Романов.

— Ну, допустим, я не должен тебе абсолютно всё рассказывать, — Носыреву явно не понравился тон первого секретаря обкома.

— Мне нужно Юре позвонить? C Андроповым я в отличных отношениях. Ну а наша с тобой дружба не стоит и выеденного яйца? — с ноткой обиды спрашивал Романов.

— Да не от меня это идёт! Могу только сказать, что там молодёжь что-то то ли хулиганит, то ли собирается хулиганить. И мне эта история самому не нравится. Москвичи залезли туда, где их особо не ждут. Причём, используют моих же сотрудников, — разоткровенничался генерал-лейтенант.

Даниилу Павловичу Носыреву было неприятно признаваться, что пришла резолюция из Москвы на проверку некоторых молодых людей. Конечно, инициирующие это дело москвичи говорили, что ничего страшного не происходит.

А ну тогда, почему? И Носырев не признавался Романову не из-за того, что это была какая-то тайна, а просто потому, что не хотел уронить лицо и показаться человеком, который не держит под контролем Комитет гос безопасности в Ленинграде, будучи начальником управления КГБ.

— Понимаешь, Григорий Васильевич, убили одного нехорошего гражданина, который был стукачом и весьма помогал, в том числе и мне, контролировать ситуацию с фарцой в Ленинграде, цеховиками. Благодаря ему мы не давали разгуляться спекулянтам, несмотря на то, что Ленинград часто посещают интуристы. Периодически то одного, то другого фарцовщика закрывали. Сам должен знать, что не так легко осудить фарцовщика. Когда сложно найти концы, любой адвокат, если ему сверху немного дали на лапу, сделает так, что срок будет небольшим. Если, конечно, нет валюты, — протягивая руку за долькой лимона, чтобы прикусить после выпитой очередной рюмки коньяка, откровенничал генерал-лейтенант.

Романов знал, оба мужчины прекрасно понимали, что побороть фарцу на определенном этапе, путь ненадолго, вполне реально. Многие имена записаны в разные специальные тетради. Вот их согласно списку и перестрелять.

Но на смену одним придут другие. При этом кровь будет литься сначала тонкой струйкой, потом целыми потоками. Тут нужна жёсткая линия товарища Сталина. Ну и своеобразный тридцать седьмой год. А вот на такое Советская элита пойти никак не может. Да и общество уже не пойдет. Не те времена, не те механизмы принуждения.

Вовсе Советская элита на серьёзные шаги пойти сейчас никак не может. Складывается впечатление, что партийные функционеры похожи на работяг, которые в одиночку разгрузили несколько вагонов цемента, присели в мягкие кресла — и теперь даже домкратом поднять их с этих кресел невозможно.

Они закрыли глаза и наслаждаются комфортом. И крайне мало тех, кто ещё может встать с кресла. А если есть кто-нибудь, кто еще в силе, то это неразумные голодные волки, которые готовы не только покусать сидящего в кресле в далёком прошлом работягу, но и погрызть то самое кресло, да так, чтобы никому оно не досталось, чтобы не было больше никого, кто захочет после трудового дня отдохнуть.

— Я знаю, что твои чекисты весьма интересуются молодёжью. Да я не против, чтобы были все эти кружки юных декабристов. Главное, чтобы на Сенатскую площадь не выходили, а рассматривали правильное будущее. Но мне не нравится, что москвичи работают, — сказал Романов и пристально посмотрел на своего собеседника.

Григорий Васильевич понимал: далеко не факт, что генерал-лейтенант Носырев станет хоть как-то прикрывать Первого секретаря обкома, если тучи начнут сгущаться. А на политическом небосклоне уже пасмурно. Гроза собирается, как бы кого молнией не пришибло. Одного политически ложью и клеветой вывести из игры, иного так и запугать, третьего, принципиального, как, например, белорус-Машеров, просто убить. Мало разве такого было?

Леонид Ильич не показывает особого здоровья, и ни для кого уже не секрет, что он плотно сидит на различных таблетках. Его поддерживают, но надолго ли этого хватит?

Прежде всего, большей частью Генеральный секретарь спит — даже на ходу. А когда он искренне попросился уйти в отставку, то не менее сонные элиты наверху испугались будущего. Для них, словно как для пенсионера, которому осталось несколько лет до пенсии, — главное дожить, хоть как-то доработать.

Нет, есть в Центральном Комитете ещё люди, которые хоть о чём-то думают. Взять с того же самого Петра Мироновича Машерова. Но для него главное — это Белоруссия. Он как-то даже пригрозил поставить таможенные заслоны, чтобы только продукты питания оставались в самой республике.

Смело. И для Романова не было сомнений, что даже эти угрозы аукнутся хозяину БССР. А кто ещё? Лидеры союзных республик также озабочены больше внутриклановыми разборками. Все они — неприкасаемые.

Суслов не хочет хоть как-то замечать проблемы. Только твердит закостенелые слова, которые были актуальны, может быть, лет пятьдесят назад. Но марксизм — это учение, которое должно отвечать времени, двигаться, развиваться, а не оставаться на том же уровне, что и в конце прошлого века.

Обо всём этом думал Романов. Думал, но почти ничего не предпринимал. Решимости не хватало и у него. Политическая жизнь замерла в ожидании, когда уйдёт Брежнев — причём из жизни, а не просто с политического Олимпа.

— Косыгин будет мутить? — напрямую спросил Романов, догадываясь, у кого вообще может быть мотив для того, чтобы, пусть в будущем, отыграться.

Все понимали, что Брежнев заткнул начинания Касыгина. Не может Председатель Совета Министров не иметь обид.

— Не думаю, что Касыгин. Но прикрываться могут им. Ты, Григорий Васильевич, смотри вокруг. Мне тоже не нравится, что происходит. Скажу тебе лишь одно: Андропов — это не Юра, который стремится всем угодить и которого никто не воспринимает всерьёз. Он пусть и мой начальник, но… — генерал-лейтенант оглянулся, как будто хотел увидеть кого-то ещё в кабинете. — Не стоит об этом. Но ты меня услышал.

Романов услышал. Что-то в последнее время он много чего слышит, но не до конца понимает, что происходит. Вокруг вроде бы немало шума, но почему шумят люди — было определённо непонятно.

Через полчаса