Время перемен - Владимир Владимирович Голубев

нам не нужна. Исторический союзник Британии на континенте, который столь легко выполнял разные прихоти Лондона был для нас опасен с военной точки зрения. Все устремления Пруссии сейчас были нацелены на Польшу, которая уже стала важным нашим союзником в Европе и необходимым торговым партнёром. Влияние же Берлина, которое ранее уравновешивало амбиции Священной Римской империи в Германии, сейчас скорее мешало большой войне с Францией, а эта война была нам очень выгодна.

Англия ещё могла в теории навредить нам на Средиземном море, но в реальности, крах Пруссии стал последней неудачей моего старого неприятеля Георга III. Он впал в полное безумие – требовал немедленного продолжения войны, призывал покойного Родни, видел вокруг незримых русских агентов, желающих его убить, несколько раз вырывался в город, где многие с ужасом обнаруживали совершенно невменяемого монарха, тыкающего шпагой в людей и выкрикивающего всякие непотребства. Затем Георг ослеп и перестал общаться с людьми.

Меж тем в Индии пала Калькутта, а майсуры решили сменить союзников и пошли на Мадрас, лояльность Хайдарабада держалась на волоске – требовалось немедленно вмешаться в тамошние дела. Французы по весне явно готовили наступление, а австрийцам без союзников было слишком сложно противостоять врагу, о чём посланники императора Франца настойчиво говорили на каждом шагу.

Дети британского монарха вели откровенно беспутный образ жизни и были ненавидимы обществом, но без короля в столь сложных условиях было не обойтись, и наследник престола, принц Уэльский был коронован под именем Георга IV. Он был очень непопулярен и вынужден был пойти навстречу требованиям парламента – английский посланник с предложением мира прибыл в Балтийск сразу после открытия навигации.

Правящие монархи Неаполя и Сицилии, оказавшись перед перспективой в одиночку противостоять России, под давлением Мадридских родственников также согласились на мирные переговоры. Ушаков и Кутузов спокойно настроились на зачистку последних осколков Османской империи, намереваясь наносить удары по базам пиратов в Северной Африке.

Мир, столь долгожданный, был прямо перед нами. При этом ни у кого не было сил помешать нам достичь того мира, которого мы хотим. Россия сейчас могла создавать вокруг себя именно тот порядок, который обеспечит нам спокойное будущее и даже, не исключено, на века.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Не кажется ли Вам, господин майор, что это настоящее чудо? Меньше суток и мы в Москве! Причём никаких смен лошадей, трактиров, симпатичных девиц в городках по дороге… — начавшаяся на восхищённых нотках, речь совсем юного кавалерийского прапорщика, только что выпущенного из корпуса, мундир которого ещё даже не были украшен знаками полка, завершалась просто с трагическим надрывом.

- Что Вы, юноша! – усмехнулся ещё совсем нестарый майор Генерального штаба, без пальцев на левой руке, но с целыми двумя орденами на груди, причём один из них был Святым Георгием, вручаемым исключительно за личную храбрость в бою, — Вы, похоже, впервые едете на поезде? Неужели Вас не отпускали из Корпуса?

- Отпускали, господин майор! – горячо принялся защищать своё учебное заведение прапорщик, — Просто я сам-то холмогорский, а туда из Петербурга железных дорог нет…

- Не обижайтесь, молодой человек! – прижал целую руку к сердцу майор, — Просто я столько раз видел поезда, ездил на них и как-то даже не думал, что бывает иначе! Ну уж на пароходе-то вы катались?

- Это-то конечно! Сколько раз по Неве с ребятами! А уж какие пароходы у нас на Северной Двине ходят!

- Ну, скоро из Петербурга прямо в Архангельск на пароходе проехать можно будет, купцы-то мошной тряхнули и упросили государя, наконец, большой канал строить.

- Неужели? – обрадовался молодой человек, — Мой батюшка бумажный заводик имеет, ему посуху до Петербурга или Москвы возить дорого выходит, расширять дело ему пока невыгодно было, а вот как по реке грузы пойдут…

- Да, уж… Позвольте представиться – Майор Прондзинский, Збигнев Станиславович, Генеральный штаб! – протянул руку юноше старший товарищ.

- Ох! – порозовел тот и затараторил, — Прошу извинить, Збигнев Станиславович, прапорщик Антуфеев, Григорий Афанасьевич! Приписан к Омскому драгунскому полку, к месту службы отбываю после торжеств! Приглашён на бракосочетание императора, как лучший в выпуске!

- Прекрасно, Григорий Афанасьевич, как же Вы из купеческого сословия в сам Кавалерийский корпус-то попали? У меня вот даже не вышло? – улыбался майор.

- Так, я отличник, животину с детства люблю, а лошади те же во мне души не чают, вот меня и определили…

- Отличник? И лучший в выпуске? Да Вы генералом будете? – по-дружески хлопнул юношу по плечу майор.

- Ну, я не совсем лучший – второй только, но это неважно! А Вы, Збигнев Станиславович? В Генеральном штабе по инженерной части? – осмелел прапорщик.

- А, петлицы разглядели? Не совсем по инженерной, я начальник стола воздухоплавания. Только после войны нашу команду завели, ещё и форму нам не придумали, пока как бы инженерами числимся.

- Никосферы? – восхитился Антуфеев, — Мы поднимались два раза! Чудо какое! А самого́ Никольского Вы видели? А руку Вы там, да?

- Да, во время штурма Пекина. Шар был обстрелян, еле приземлился. Никольского, да, видел. – скупо ответил Прондзинский.

- А Георгия за это же? – не угоманивался молодой человек.

- Да, за Пекин. – сделал над собой усилие майор.

- Ой, говорят, тяжело там было?

- Да, дело жаркое было. – разоткровенничался поляк, — Я ведь хромой ещё вдобавок — ногу в Нихонской войне ещё сломал, только на шарах летать хромота не мешает, а князь Александр Васильевич, никосферы ценит. Мне всю обшивку расстреляли, но удалось почти три часа в воздухе провисеть и сигналить-сигналить…

Думал, после ранения меня в отставку отправят, но генералиссимус решил, что нам быстрее воздухоплавание нужно развивать, и вот, теперь я в Петербурге.

- Да уж, Суворов уважает новинки техники…

- Да и Вейсман покойный весьма нас жаловал. Благодаря ему наши шары в армии появились, команды сформировали. Очень мы его любили. Как он умер, так Александр Васильевич на три дня траур по армии объявил.

- Да у нас в Корпусе тоже все очень жалели старого генералиссимуса. Говорят, что он давно болел, только воля его держала на этом свете.

- Да уж, покойный Антон Иванович железный человек был, дотерпел до самого мирного договора. Как его пруссаки боялись,