«Фантастика 2025-138». Компиляция. Книги 1-20 - Владимир Владимиров

единственный. Тебя нет рядом. Столько длинных дней и ночей, столько невыносимых сэтов и мен я уже живу без тебя. И это единственное место, где я чувствую тебя, прикасаюсь к тебе, дышу тобой. Здесь все напоминает о тебе и тех счастливых мгновениях, что мы были с тобой вместе. Каждый цветок, каждый камень, каждая капля воды. Даже воздух пропитан тобой. Я закрываю глаза и каждое прикосновение ветра, словно твои ласковые пальцы на моей коже.

Я помню твои губы нежные и ненасытные, твое возбужденное дыхание на моем лице, твои глаза внимательные и серьезные. В них растворялся мой мир, и единственное, что я хотела, всегда быть в них, ловить их завороженный блеск. Я все время представляю, что ты рядом. Разговариваю с тобой. Рассказываю тебе, что происходит в моей жизни.

Помнишь, прозрачных рыбок и серебристые кораллы? Пузырьки, убегающие от нас вверх, и голубые цветы на самом дне? Нет ничего более трепетного, но одновременно надежного, чем твои объятия. Кольцо твоих рук.

Наверное, мне уже не суждено увидеть тебя. Слишком мало осталось времени. Я хочу сказать тебе, что ты навсегда останешься единственным и самым близким моим человеком. И этого не изменить. Это как жить. Как дышать. Быть только твоей".

Димостэнис опустил руку с письмом. Казалось, он только сейчас первый раз выдохнул с того момента, как начал читать. В зажмуренных глазах стояли буквы, слова, они складывались в строчки. Строчки признания в ее любви.

«Я потеряла твою лилию. Я не знаю, как это могло произойти. Когда тебя не было, она была вместо тебя. Самой большой ценностью в моей жизни. Ее нашел отец и сказал что, если я не соглашусь на предложение его величества, он обвинит тебя в поругании чести нашего Дома. В том, что ты соблазнил меня и превратил в гулящую девицу, в том, что опозорил четь всего рода Дайонте. К тому же нарушил один из законов Астрэйелля. Он пригрозил, что потребует для тебя обруч бессилия на многие ары, отречения от тебя твоего Дома и изгнания.

Тогда весь Совет был против тебя. Арест, суд, твоя ссылка. Тот, кого ты считал другом, отвернулся и предал. Ты был ранен и твой дар не мог помочь тебе. Зная тебя, я понимала, что ты не отступишь. Будешь сражаться за меня, за нашу любовь. Они бы убили тебя. Ты всем им был лишь помехой. Это был отличный повод устранить ее.

Я стала такой же предательницей как они. Мне пришлось внести в твою жизнь еще больше боли. И знать, что ты никогда не простишь и не вернешься. Сердце до сих пор не может принять этого. Я не могу поверить, что это происходит с нами. Я словно в кошмаре и никак не могу очнуться. Пожалуйста, разбуди меня. Я хочу открыть глаза и понять, что это всего лишь страшный сон. Я хочу открывать глаза и всегда видеть тебя».

Каждое письмо было наполнено ее любовью и мукой. В каждом письме она звала его. В каждом слове он видел ее слезы.

Дим растеряно стоял посреди пещеры. Мысли лихорадочно кружили в его голове. Какой же он глупец! Как он мог уйти от нее? Как мог поверить ее безумным словам? Как не почувствовал, что скрывалось за ними?

Энергетическое поле дрогнуло. Пламя чуть уменьшилось, будто кто-то брал его силу, таяло, истончалось. Димостэнис поднял глаза. Тонкий, хрупкий силуэт на фоне входа в пещеру. Он потянул нити к себе, открывая проход.

Маленькая, промокшая фигурка вступила под своды его убежища. Капюшон плаща упал с ее головы, золотые пряди беспорядочно падали на лицо, хрупкие плечи, струились по спине.

Олайято ли вздохнула, то ли всхлипнула, сжимая руки. Ее глаза не отрывались от его лица. Девушка укоризненно покачала головой. Подошла. Положила теплые пальцы на его разбитые губы.

Как же ему не хватало этого!

Целительница провела ладонями по щекам, по вискам, дотронулась до лба. Успокаивая. Даря ощущение спокойствия и неги. Опустила руки на его обнаженные плечи. Хотела, как обычно, приложить ладонь к груди, хьярту, но почему-то не решилась.

— Вы хозяйка этих мест? — тихо спросил Димостэнис.

Олайя кивнула, кусая губы.

— Если вы захотите, — ее голос дрожал, — я могу разделить его с вами.

— Это очень щедрый дар, — он попытался улыбнуться.

Он не мог насмотреться на нее. Его глаза ласкали ее лицо. Ее глаза, скулы, щеки, губы. Все то, к чему он когда-то с наслаждением прикасался. Что безраздельно было лишь его.

— Мой ангел. Моя Лала. Моя златовласка, — прошептал он, не смея произнести это вслух.

Димостэнис опустился перед ней на колени. Обнял. Прижался лицом к ее животу. Он видел, как упал плащ на камни.

Олайя опустилась рядом. Такая близкая и родная.

Такая же невыносимо родная.

— Я ждала тебя все эти миноры. Каждый день, каждый сэт, каждую мену. Невыносимо долгие мгновения без тебя.

— Я заблудился, — с тихим отчаянием произнес Дим. — Я потерял свой путеводный маячок, который освещал мне путь. Я потерялся, Лала.

Она подавила всхлип. Подняла руку, погладила его по щеке.

— Дим, — ее губы дрожали. Она хотела сказать что-то еще, но получилось снова лишь: — Дим.

Он задержал ее руку у себя на лице. Олайя провела второй рукой ему по волосам, прильнула к нему. Им больше не нужны были слова.

Они стояли на берегу озера. Талла медленно выплывала на небосклон, и серебряные зайчики лениво прыгали по ровной глади воды. Небо было чистое, утро обещало быть теплым и нежным.

Димостэнис обнимал Олайю за плечи. Остаток ночи им было не до разговоров. Как он мог думать, что она его не любит? Не ощущать силу ее чувства даже находясь далеко от нее.

— Я проснулась посреди ночи, — рассказала ему Олайя, — и почувствовала, что мне обязательно надо сюда. Сейчас. И нельзя терять ни мены. Я вскочила с кровати, второпях оделась, села на Молнию. Я всегда чувствую тебя, Дим.

Какое счастье, знать, что она его любит. Это согревало душу и заставляло сердце биться ровнее.

Ты меня любишь.

Это было важнее всего. Быть уверенным в ее любви. Знать, что она его не забыла.

— Твой хьярт. Я снова ощущаю его силу. Пусть даже ты им почти не пользуешься.

— Это мой истинный дар, Лала. Моя сила и моя слабость. То чего я не знал ар назад. Сейчас многое изменилось. Мне не нужен хьярт, чтобы пользоваться энергетикой мира.

Олайя непонимающе посмотрела на него.

— Никогда не слышала о таком.

— Теперь ты знаешь. Только ты