журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

Косяков ее удивил. Привычным движением растрепав волосы перед зеркалом в прихожей, Валя по-хозяйски вошла, прикоснулась к цветам, повертела в длинных пальцах бутылку „Наполеона" и мягко улыбнулась.

— Совсем на тебя непохоже, — призналась она, садясь на диван. — Я думала, живешь отшельником, кроме сушек к чаю ничего не ешь, а у тебя вполне буржуйский стол, хотя ты выглядишь в институте тюфяком. Ты не обижайся, — поторопилась добавить она, — так не только я, все считают. Но я всегда чувствовала в тебе что-то особенное и очень рада, что не ошиблась.

— Видишь ли, — Косяков пристроился в кресле напротив. — Институт всего лишь служба, к тому же скучная. А мне всегда хотелось...

— И тебе это вполне удается! Крабов я не ела с детства, — Валя сладко зажмурилась. — Давай чего-нибудь выпьем и поставь музыку.

Косяков ринулся к пластинкам и, переворошив их, извлек концерт для альта с оркестром Генделя. Потом разлил по рюмкам коньяк.

— У тебя есть вкус, — решительно заявила Валя и храбро отхлебнула из рюмки. — Нет, правда! Мне подруги говорили, ну, чего ты в нем нашла? А я как-то сразу почувствовала, что ты особенный, не такой, как все. И в институте только притворяешься. Слушай, — оживилась она, — может, ты книгу пишешь? Под псевдонимом? Или, — она задумчиво повертела в воздухе пальцами, — у тебя родственники за границей? И одеваться ты стал в последнее время, и квартира у тебя хорошая, хотя и первый этаж.

Вениамин выпятил грудь, как гусар на балу.

— Да, есть кое-какой источник, — загадочно пробормотал он. — Я тебе как-нибудь расскажу.

Беседа текла легко. Валя хорошела с каждой выпитой рюмкой, хотя, вроде, хорошеть дальше было некуда. „Болеро" Равеля упруго толкало кровь, и для Косякова стало невозможным то, о чем еще неделю назад он боялся и подумать. Встав в очередной раз из-за стола, чтобы сменить пластинку, он взялся наконец за бутылку шампанского и присел рядом с Валей на дива”.. Сейчас они выпьют вина, а потом...

В дверь раздался долгий дребезжащий звонок, и Вениамин чуть не выронил шампанское из дрогнувших рук. Недоуменно пожав плечами, чтобы Вале стало ясно, как неуместен сейчас для него любой визит, он поплелся открывать, предчувствуя самое плохое, и предчувствие не обмануло его.

На пороге стоял сияющий, но одновременно смущенный Алик. К груди он прижимал здоровенную, литра на два, бутылку шампанского „Брют" и коробку конфет размером с небольшую классную доску.

— Извините, извините... Обстоятельства, Вениамин... — Увидев, как у Косякова вытянулось лицо, он заторопился: — Я на минуту. Забыл дома нужные документы. Нет, проходить не буду. Это вам, — передал он конфеты и шампанское Вениамину, но обратился к Вале. — За причиненное беспокойство. Мне нужна вон та папка, на столе.

— Так дело не пойдет, — молчавшая до этого Валя выпорхнула из-за стола. — Вениамин, почему ты нас не познакомиил ?

— Это мой друг, — упавшим голосом начал Косяков. — То есть родственник, — поправился он и, окончательно запутавшись, добавил: — И друг тоже.

— Так кто же так встречает друзей? — валины руки легко коснулись норковой шапки Алика. — Вот... А теперь дубленку... Меня зовут Валя.

Алик прошел в комнату, подавая из-за валиной спины отчаянные знаки Вениамину. Он махал руками, стучал пальцем по циферблату часов и подносил ладонь к горлу, как будто собирался перерезать его, но Косяков только сумрачно кивал в ответ, чувствуя, что вечер безнадежно испорчен.

— Вот, значит, какие друзья у Косякова, — дьявольски хорошенькая Валя собственноручно налила Алику коньяк. — Теперь многое становится понятным... — загадочно протянула она и стрельнула в сторону Алика васильковым взглядом. — Вы ведь деловой человек?

Оробевший от пристального внимания Алик распрямил плечи и молодцевато дернул усом. Ему явно польстила Валина проницательность.

— Конечно, деловой. — Он выпил рюмку залпом и, открыв коробку, галантно протянул конфеты девушке. — Весь день, как белка в колесе. Сейчас вот новое дело, учреждаем биржу.

Забытый Косяков сидел в углу и дивился красноречию Алика. Из него бывало за весь вечер слова не вытянешь, а тут... И о делах своих никогда он Косякову подробно не рассказывал, а сейчас не остановить.

— Будущее — за биржами. Нужен, конечно, для этого капитал и надежные вкладчики, но ведь ничего невозможного нет, — глаза Алика, пока он говорил о любимом деле, разгорелись, лицо оживилось, руки нервно порхали над столом, не забывая подливать вино, подавать конфеты и чистить апельсины. — Мы сейчас закладываем основу будущих экономических отношений, — откровенничал он. — Все эти плановые структуры на ладан дышут. Все можно сделать, надо только работать.

Валя слушала, затаив дыхание, и лишь в конце, когда Алик все же вспомнил, что его ждет машина и надо немедленно отправляться по делам, догадливо спросила:

— Скажите, а вы живете вместе?

— Вместе. Мы же — друзья.

— Ага, понятно...

Вениамин чувствовал, как жар стыда окрасил его скулы. Он торжественно встал и, не глядя на Валю, попросил:

— Алик! Не мог бы ты подвезти девушку до дома?

Нельзя сказать, что после того памятного вечера Алик и Вениамин поссорились, но в их отношениях появился ледок отчуждения, и таял он очень медленно. О Вале Косяков старался не говорить. Он хорошо понимал, что вряд ли Алик хотел отбить у него девушку или испортить встречу, но на деле вышло именно так. Вольно или невольно Алик стал причиной размолвки.

Встречаясь с Валей в институте, Косяков вежливо здоровался, но смотрел в сторону, а когда однажды решился все же поговорить, ничего похожего на прежнюю беседу не получилось. После нескольких ни к чему не обязывающих фраз Валя поинтересовалась, как идут дела у Алика и не мог бы Косяков дать ей номер его рабочего телефона, у нее есть неотложная просьба. Телефон Вениамин дать не мог, если бы даже и захотел, сам он об этом никогда не задумывался и у него не возникало желания звонить Алику на работу, а тот не посвящал Косякова в свои проблемы. На том и расстались.

Впрочем, непродолжительные встречи в институте вскоре прекратились сами собой — в середине апреля вступил в действие приказ об увольнении.

Более практичные товарищи по несчастью уже устроили свою судьбу, найдя службу в других организациях, а Косяков вместе с немногими неудачниками мог теперь рассчитывать лишь на двухмесячное выходное пособие. Лишившись места, Вениамин