Фантастика 2025-130 - Дмитрий Николаевич Коровников

Рыцарь кивнул, найдя в словах подтверждение своих мыслей.

– И этот клинок несёт… руны против горных тварей? Куплен в столице королевства Джерона? А не сказал ли торговец, как к нему попал?

– Вы так заинтересовались клинком. Хотите купить, как завершим дело? – спросил я в лоб. Рыцарь опешил. Проговорил сердито:

– Верно говорят про мелкиндов, торгашество в крови! Рыцарю в голову не придёт продать меч!

Я зашипел в раздражении, как какой-нибудь пустынник. И только сейчас до Эйри дошла суть предложения. Губы сжались в тонкую ровную линию. Качнул головой.

– Нет, я… не покупаю мечи! Разве что снимаю с поверженных.

Рыцарь гордо вскинулся. Но я бы сказал – упрямо.

– Давайте начистоту, сэр Эйри. Вы расскажете, отчего столь интересен клинок. Только не надо про чудесные свойства! Чудеса делают крепкие руки и отважные сердца, остальное – мелочи – и вам это известно!

Рыцарь воззрился удивлённо – второй раз за пару минут. Погрузился надолго в молчание, я не тороплю, наслаждаюсь прогулкой. Тропинка так и бросается под ноги, мы стремительно спускаемся к воде. Глядя на склон напротив, вырвался горестный вздох. Длинный подъём не столь крут, но дорога прямо без всяких вихляний, я живо представил ведро пота, что сойдёт на двоих. Парадный путь к плато из долины, что слева, куда более пологий. Плато заросло деревцами, как бы не дубы, отсюда видно могучие кроны. А где дубы, там свиньи и даже кабаны!

Почудился далёкий звук горна.

– Есть все причины ненавидеть… магию! – начал вдруг Эйри. Я храню молчание. – Давно, я был совсем мал, чуть младше Эритора, гм, земля ему, кр-гхм, пухом.

В груди оборвалось, но тоска уже меньше и как-то глуше. Эйри продолжил:

– Помню смутно. Жили в замке, скромном пристанище рыцаря, только что получившего земли. Одна башня, пристройка да подвал, не было даже стен, загородное поместье иному лорду. Но для нас это место значило куда больше – дом, добытый потом и кровью! Дед Джетсета даровал земли отцу – крепостцу на холме и деревеньку подле. Я родился уже там. Жили мирно, отец был уже немолод, но когда случилась война на границах, исполнил вассальный долг в числе первых – выступил с парой оруженосцев в поход. И не вернулся. Товарищи принесли весть: пропал на поле боя, погиб. Злые языки утверждали – предал клятвы, но я не верил тогда и не верю сейчас!

Эйри раскраснелся, говорит рвано и косноязычно – чуется, рассказывает впервые. Я боюсь спугнуть миг откровенности, но спросил:

– У злых языков было имя и титул?

– Ты уловил точно, и имя, и титул, и земли граничили с нашими. Начались мелкие неприятности, нападение неведомых разбойников, что увели стадо коров. Те пропали бесследно, но у соседа, по счастливой случайности, – проговорил рыцарь саркастически, – вдруг случился невиданный приплод. Причём тёлки рожали сразу годовалых бычков!

Эйри зло сплюнул, совсем не по-рыцарски. А может, по-рыцарски, не довелось видеть их брата в походе.

– Дела у матери, леди Гильберты, шли из рук вон. Помню голодную зиму и холод пустых стен, в замке, где продано ненужное, всё, что имеет ценность. Леди Гильберта была мягка сердцем, и даже наши крестьяне жили лучше!

Стремительная горная речка близится, и я начал опасаться, Эйри не окончит рассказ. Пошёл медленно, будто устал.

– Неплохое качество для леди! – заметил я.

– Но не в тяжкие времена! – рявкнул рыцарь. – Нам не хватало мужской руки, а я был слишком мал, совсем ребёнок. – Эйри замялся. – Затем появился он. Смутно помню, как выглядел, и позабыл, а может, не знал настоящего имени. Нос горбинкой и пронзительные глаза под чёрными бровями. Он нанялся управляющим. Не знаю, как очаровал леди Гильберту… виновато мягкое, доброе сердце!

Желваки заиграли на скулах рыцаря, и я понял, были веские причины вытравить малейшую мягкость из своего.

– Очень скоро дела пошли в гору. В замке снова появились вещи взамен проданным, новые слуги, какой-то люд. На столе вдоволь еды, даже заморской! Леди Гильберта расцвела, я тогда радовался за неё, ничего не понимая. И только изредка тоска в её глазах сбивала с толку.

Вышли к берегу, река несётся так стремительно, что на острых скалах фонтаны брызг, вокруг холодный туман, отчего приятная прохлада. Мы утолили жажду, жаль, запасти воды не во что. Сели на берегу, я скинул сапоги, ступни мгновенно закоченели в холодном потоке. Эйри присоединился неподалёку.

– Да, но какое отношение имеет к мечу? – решился спросить я, видя, что Эйри умолк.

– К мечу? А-а, меч… над камином висел фамильный клинок. По легенде, им сразили каменного гиганта Аракса. Но отец не взял в поход, битва предстояла на равнине да в болотах. Так и остался, единственное, что не осмелилась продать леди Гильберта. Однажды я увидел, как управляющий берёт в руки, и в чёрных глазах разгорается жадный блеск. Я бросился с кулаками – не тронь меч отца! Он отшвырнул и крепко отмутузил, пока не видят. Я испугался, никому не сказал, но начал замечать и странных людишек вокруг, и тайные дела по ночам. Удалось выследить в подвалах, в секретной комнате под холмом.

– И что в комнате?

– Ничего особенного. Обычный кабинет колдуна – длинный стол с колбами, множество книг в шкафах, черепа и прочая гадость. И роскошное ложе в алькове! Я замер там, не в силах двинуться с места, из-за балдахина, как сейчас помню, охи и ахи. Сбежал, не желая знать, кто был там. Конечно, леди Гильберта заметила, как я переменился, стал холоден и неразговорчив, пыталась говорить про отца, что он погиб, раз столько лет нет вестей. Слова в её устах как нож в сердце, и я убегал, не желая верить ни ей, ни в его гибель.

– Это не могло продолжаться вечно… раз вы здесь.

– Да, это кончилось ровно в ту ночь, когда вернулся отец. В полночь разбудил громкий стук в ворота башни, слуги открыли с опаской. Я услышал из своей комнаты возгласы, сразу и радостные и полные ужаса. Потом голоса и шум в каминном зале, отчаянный крик. Я спустился, таясь. Отец изменился, постарел, но я узнал сразу. Хотел броситься на шею, если б не тот самый клинок в руках, показалось, залит кровью по рукоять. Но это был лишь отблеск пламени с жаровни… Помню, как сейчас, на ковре распростёрлась леди Гильберта в исподнем, рядом скорчился управляющий. И тут отец заметил меня. Ярость испарилась с лица, и самое доброе из глубин души разгладило следы страданий,