Цена светлой крови - Михаил Ахманов

понятна Никлесу - за последние месяцы он привык слушать слабый голос отца и домысливать несказанное. Даже смертельно больным Катри Джума не выпускал из рук кормила на своем корабле и правил Банкирским Домом с прежней твердостью. Его указания касались многих незавершенных дел, сомнительных вложений, тяжб и имущественных споров, но больше всего он говорил о будущем. Он верил в прогресс и полагал, что в самые ближайшие десятилетия люди достигнут Внешнего Одисса и других Внешних и Внутренних Миров, а на Луне, в уже разведанном районе, заложат город - а там недалеко до горных разработок. Тем более, что машины Ута делались все совершеннее и могли не только дробить с тупым усердием породу, но также определяли профиль рудных жил, выбирая без вмешательства человека самые перспективные участки. Несомненно, говорил Катри, в грядущем их применят на астероидах, на заводах по переработке сырья, а продукция будет доставляться в обитаемые миры на ракетах-грузовозах. Это означало, что в отдаленной перспективе не стоит вкладывать средства в земную промышленность, кроме определенных отраслей - ракетостроения, транспорта, производства мелгов и комплексов, поддерживающих жизнь

ми других планетах солнечной системы. И Катри Джума, ворочая непослушным языком, бормотал снова и снова: «Делай с I лику на Очаг Великой Пустоты! Будущее - там! Там, Никлес!» Он тянул руку к окну пропахшей лекарствами комнаты, за которым открывалось небо.

Сегодня Катри видел небо в последний раз - темные небеса Хапая с яркими летними звездами. Жить ему оставалось недолго. Дочь, сын и супруга Никлеса уже простились со стариком и сидели вместе с лекарями в кабинете, смежном с опочивальней. В коридорах и зале приемов толпились служащие Дома с печальными лицами - хозяином Катри был строгим, но справедливым и щедрым, и своих в обиду не давал. Вокруг дворца стояла охрана, сотня сеннамптов и бритунцев, не подпускавших к решеткам, ограждавшим парк, досужую публику. Л ее, несмотря на ночное время, было преизрядно - шустрые молодцы из Листов и мелг-новостей, хроникеры со своими камерами, ханайская знать и простые обыватели. Не каждый день умирает один из невенчанных владык, столп Атали и мира, родич Протектора!.. Люди глядели на мачту с пампой, подсвеченной прожекторами: пока она наверху, Катри Джума жив. Но, по слухам, висеть ей там недолго...

- Бальзам, - прохрипел старик, - дай мне бальзам... я должен сказать...

- Не тревожься, отец, ты уже все сказал, а я - запомнил, - произнес Никлес, приблизив к его губам чашку с экстрактом коки. Прежде лекарств было много, теперь осталось одно, утолявшее боль. Знак полной безнадежности... Катри глотал с трудом, хрипел: «Не все... не все...» - и показывал рукой: наклонись, сын... ближе... ближе...

- Ты должен... должен все ему объяснить, - с внезапной силой произнес старик. - Понимаешь, все! Что мы знаем, пусть будет и ему известно!

- Есть ли в том необходимость? - с сомнением молвил Никлес. - Он счастлив в своем далеке... Стоит ли смущать его покой?

- Ты ему скажешь... такова моя воля... я обещал... скажешь!

- Обещал кому?

- Твоему деду. Это... наш... долг... - Катри с трудом выталкивал слова - каждое словно неподъемный камень. - И еще... еще предупреди... пусть будет осторожен... Пусть ищет себя... пусть ищет, познает: им интересуются. Разные люди...

Это было новостью для Никлеса. Склонившись к отцу, он спросил:

- Интересуются? Кто?

- Приходила женщина... очень красивая... по виду арсоланка... Еще был мужчина... и другие, другие... Кому-то он нужен, Никлес... Пусть не думает, что мы отказали ему в... в гостеприимстве... что сослали на край света... Только ради его безопасности...

- Я понял, отец. Я его не брошу. Буду помогать.

- Это... все... Живи, сынок... А я... я уже вижу мост из радуги...

Старик замолчал, и теперь из его горла вырывалось только тяжелое дыхание. Никлес сидел у его ложа, вспоминая смерть матери. Это случилось давно, он был еще мальчишкой и мог предаваться горю без помех. Сейчас ситуация другая. Горе... да, конечно, горе... но теперь на нем ответственность. Долг! Три столетия строилось могущество рода Джума... такое нельзя растерять... он в ответе перед предками...

Дыхание отца становилось все реже и слабее. Катри лежал с закрытыми глазами и, должно быть, в самом деле видел мост из радуги и лунных лучей, ведущий в чертоги богов. При жизни он не был религиозен, но смерть - особый случай, смерть требует почтения к богам, даже если раньше ты отказывал им в существовании. Но вдруг они и в самом деле есть? Светлый Арсолан, грозный Коатль, потрясатель тверди Тайонел, хитроумный Одисс, великий странник Сеннам и провидец Мейтасса, владыка времени... Шестеро древних богов Эйпонны, которым нынче поклоняется весь мир... Если бы их не было, подумал Никлес, стоило бы их изобрести. Их заслуга огромна - они вытеснили жутких демонов, тех, кому поклонялись в Риканне, Азайе и Лизире. Конечно, не без помощи людей, но 'поди те помнили: жестокий отправится в Чак Мооль по горячим углям. Воевали, да... много воевали... за земли, власть, богатства, но не за идеи... Сказано в Пятикнижии: за идеи воюют юлько глупцы.

Так размышлял Никлес, провожая отца в Великую Пустоту, п хоть терзала его тоска, он знал, что должен покорствовать неизбежному. Лишь боги живут вечно! Но это, скорее всего, придумано людьми. Люди страшатся смерти и нуждаются в утешении.

Дыхание Катри Джумы пресеклось. Никлес познал целителей, и когда те, осмотрев старика, печально развели руками, приблизился к окну.

Увидев его лицо, два телохранителя-бритунца сделали жест сожаления. Потом направились к мачте. Вампа медленно поползла вниз.

Глава 3

Ханай, погребальный костер. Росква, арсоланка с зелеными глазами.

Костер пылал, выстреливая в небо фонтаны искр - дрова были сухими, смолистыми, из стволов благовонного кедра, добытых заранее в лесах Сайберна. Народа на фамильном кладбище собралось тысяч пять или шесть, но места всем хватило: площадка в кольце кипарисов и надгробий могла вместить и большую толпу. Ее устроили лет двести назад, рассудив, что с каждым из рода Джума будут прощаться многие, и эта церемония должна происходить без толкотни и суеты, совсем неподобающих благородным людям. В первые годы площадка была засыпана песком, теперь ее покрывал желтый мрамор из сардских каменоломен.

Согласно обычаю, слева от костра стояли близкие, Джумин и Никлес с семьей, и три священнослужителя из ханайского Храма, тянувших сильными голосами Прощальные Гимны. Справа виднелась рослая фигура Протектора, окруженного советниками и помощниками; все - в черном и сером, цветах Коатля,